Быть может, именно потаенный отголосок тех дней замешательства и тревог хранит следующая страница сочинений Надира:
Женщина твоей мечты замужем за другим, но тот изгнал ее из своих снов. Женщина твоей мечты — рабыня моряка. Он был пьян в день, когда купил ее на рынке в Арзруме, а когда он проспался, ее уже не было рядом. Женщина твоей мечты — беглянка, подобная тебе, вы оба ищете прибежища друг в друге.Его первые два посещения Тамар пришлись на часы сиесты, но однажды ночью Таниосу не спалось, и ему пришла мысль постучаться к ней. Безмятежный храп Гериоса придал ему решимости, он выскользнул из комнаты и в темноте прокрался по лестнице, цепляясь за балюстраду.
Два коротких удара, потом еще два, и дверь отворилась. Внутри не было света, и он не рассмотрел, с каким выражением лица его встретили. Но как только он произнес первое слово и пальцы их, встретившись, узнали друг друга, он со спокойным сердцем переступил порог.
Когда он хотел приласкать ее, она твердо отстранила его руки и быстро, крепко прижала юношу к себе, так что его голова прильнула к нежной выемке возле ее плеча.
Когда на рассвете он открыл глаза, Тамар сидела рядом и ждала его пробуждения. Ей надо было сказать ему многое. Вернее, только одно. То, что она попыталась выразить мимикой, прибегая к словам своего языка лишь затем, чтобы они помогли ей найти подходящие к случаю жесты. Казалось, она говорила: «Когда ты уедешь, я уеду с тобой. Как можно дальше. Если ты поплывешь на корабле, я тоже буду там. Ты хочешь этого?»
Таниос обещал ей, что когда-нибудь они уедут вместе. Была ли то учтивая отговорка? Возможно. Но в ту минуту, когда он ответил ей «да», он сказал это от всей своей души, души изгнанника. И, опустив руку на ее голову цвета апельсина, он дал клятву.
Они вновь сплелись в объятии. Потом он оторвался от нее, положил ей руки на плечи и, отодвинувшись, стал вглядываться в ее лицо. Ей было, наверное, столько же лет, сколько ему, но жизнь ее уже потрепала. Ее взгляд сочился отчаянием, и от этого она казалась бесповоротно голой, как будто никогда прежде так не обнажалась.
Ее красота была не такой совершенной, как он думал, когда она была для него всего лишь женщиной, будившей в нем мужские желания. Подбородок у нее был длинноват, а на щеке, снизу, — шрам. Таниос погладил ее удлиненный подбородок, потрогал шрам большим пальцем.
На глазах у нее выступили слезы счастья, как если бы, обнаружив ее несовершенства, он выразил этим свою нежность. И она сказала, опять скорее жестами, чем словами:
— Там, за морем, ты будешь моим мужчиной, а я — твоей женщиной.
И снова Таниос ответил «да», потом взял ее за руку и стал вместе с ней медленно обходить комнату, словно то был их венчальный обряд.
Сначала она с печальной усмешкой включилась в игру, потом высвободилась, в свой черед взяла молодого человека за руку и повела в угол комнаты, где ногтями отковырнула плитку пола, извлекла из тайника старинную оттоманскую табакерку и тихонько приподняла крышку. Там было несколько десятков золотых и серебряных монет, а еще серьги, браслеты… В платке с каемочкой отдельно хранились две монеты по шесть пиастров, которые дал ей Таниос за два первых посещения. Она показала их, потом, завернув в платочек, сунула к нему в карман, а табакерку закрыла и плитку водворила на место.
В ту минуту молодой человек и глазом не моргнул. Только оказавшись снова у себя в комнате, где все еще храпел Гериос, и заново восстановив в памяти эту сцену, он осознал, какое исключительное доверие только что оказала font-size: 87%;жизнь она отдала в руки незнакомца. Он был уверен, что она еще никогда так не поступала ни с одним мужчиной. Это тронуло его и польстило его самолюбию. Он дал себе слово, что не разочарует ее. Столько выстрадав оттого, что его предали, он никогда не станет предателем!
И тем не менее.
Когда в порту тебя ждал корабль, ты искал ее, чтоб сказать: «Прости!» Но подруга твоя попрощаться с тобой отказалась. IIIКогда однажды утром ни свет ни заря кто-то забарабанил в дверь их комнаты, Гериос с Таниосом поначалу испугались. Но тотчас услышали знакомый голос Фахима:
— Когда вы узнаете, что привело меня сюда, вы уж не станете на меня сердиться!
— Говори!
— Людоед сдох!
Гериос сам не заметил, как вскочил, обеими руками вцепился в локти своего приятеля.