— Повтори, что ты сейчас сказал!
— Ты все прекрасно слышал: людоед сдох. Чудище больше не дышит, больше не пакостит, ему пустили кровь, и она пропитала его длинную бороду. Это произошло пять дней назад, а мне сообщили нынче ночью. Султан перешел в наступление, потеснил египетские войска, им пришлось убраться из Предгорья. Как только противники эмира узнали об этом, они тут же вцепились ему в глотку, прикончили самого и всех его присных и объявили всеобщую амнистию. Но, может быть, я был не прав, что разбудил вас из-за таких пустяков… Попробуйте опять мирно уснуть, я удаляюсь.
— Да постой же, присядь на минутку. Если все, что тебе рассказали, правда, стало быть, мы можем вернуться домой?
— Йаваш! Йаваш! (Спокойно!) Кто ж так, сломя голову, срывается с места? И нигде не сказано, что в ближайшие дни подвернется подходящее судно. Сейчас ноябрь месяц!
— Почти год с тех пор, как мы оказались на этом острове! — промолвил Гериос, охваченный внезапной усталостью и острым нетерпением. Вот уже год, как Ламиа в одиночестве.
— Пойдемте выпьем кофе, — предложил Фахим, — потом поболтаемся по гавани. А дальше видно будет.
В то утро они стали у грека первыми посетителями. На улице было свежо, земля отсырела, и они устроились внутри, поближе к жаровням. Гериос и Таниос заказали кофе с сахаром, Фахим предпочел несладкий. Дневной свет медленно заливал, переполнял улицы, вот и носильщики появились, с веревками, переброшенными через согбенные спины. Некоторые из них сначала, еще до первого куша, забредали к Элефтериосу за своей утренней чашкой кофе.
Вдруг в толпе прохожих мелькнуло знакомое лицо.
— Глядите, кто идет, — пробормотал Таниос.
— Давайте пригласим его, — сказал Фахим. — Позабавимся… Хведжа Селим, идите сюда, присоединяйтесь!
Тот приблизился, коснулся ладонью лба.
— Не желаете ли кофе?
— Мне нынче утром ничто в горло не лезет. Прошу прощения, мне надо идти.
— Сдается, вы чем-то озабочены.
— Видно, вы еще не знаете.
— Не знаем чего?
— Эмир, наш великий эмир скончался. Страна уж больше не оправится от этого удара. Они убили его, они объявили амнистию, скоро преступники будут как ни в чем не бывало разгуливать на свободе. Времена справедливости и порядка миновали. Теперь нас поглотит хаос, не останется ничего святого!
— Какое несчастье! — выговорил Фахим, едва сдерживаясь, чтобы не прыснуть со смеху.
— Господь смилостивится над нами, — изрек Гериос неожиданно певучим голосом.
— Я должен был уехать сегодня утром, есть корабль, который идет в Латакию. Но теперь я в сомнении.
— Вы правы, спешить не стоит.
— Да, не стоит, — в раздумье протянул Селим. — Но погода вот-вот испортится, один Бог знает, когда я смогу найти другое судно.
И он, понурив голову, отправился своей дорогой, а Фахим между тем что было сил сжимал руки своих друзей:
— Держите меня, не то я начну хохотать прежде, чем он уберется!
Затем он встал.
— Не знаю, каковы ваши намерения, но я отправляюсь на этом судне, что уходит нынче утром. После того, что этот человек нам сейчас сказал и какую рожу скорчил, когда произнес слово «амнистия», у меня сомнений не осталось. Я доберусь до Латакии, пережду там день-другой, чтобы убедиться, вправду ли в Горном крае добрые новости, да и поспешу по той дороге, что ведет в мое селение. Думаю, что и вам надо поступить так же. У меня там есть друг, живет высоко в горах, он с радостью примет нас всех троих у себя!
Гериос более не колебался:
— Мы едем с тобой.
Перед его глазами в эту минуту сияли лицо Ламии и солнце родного селения. К тому же не исключено, что он боялся остаться на зиму в Фамагусте без своего товарища по развлечениям. Таниос испытывал более сложные чувства. Но ему, в его восемнадцать лет, не дано было принять окончательное решение.
Итак, они условились через час встретиться на пристани. Фахим обеспечит им места на корабле, а его друзья тем временем сбегают на постоялый двор, чтобы забрать свои вещи и рассчитаться с хозяином.
Скарба у них всего-то и было, что по легкому узелку на каждого, а оставшиеся деньги Гериос разделил пополам.
— Если я утону… — сказал он.
Однако грустным он не выглядел. И они направились к порту.
Не сделали и двадцати шагов, как Таниос встрепенулся, притворяясь, будто что-то забыл.
— Мне нужно на минутку сбегать в нашу комнату. Ты иди, я догоню.
Гериос открыл было рот, чтобы запротестовать, но парня уже и след простыл. Тогда он не спеша продолжил свой путь, по временам оборачиваясь назад.