Отец Балтазара похитил ее из Олешнице. Это случилось так. Воскресным утром, когда хозяин с хозяйкой ушли в церковь, Катерина оставалась дома одна. Только вышла она во двор накормить домашнюю птицу, как у ворот мелькнул кавалерийский мундир и блеснула сабля. Зная необузданность солдат, девушка хотела скрыться, но незнакомец ее заметил, и прежде чем она сделала шаг, он уже въезжал во двор. Он крикнул ей, чтобы она подала ему напиться. Со страхом принесла она кружку воды, но гусар отбросил кружку в сторону и схватил девушку. Не успела она опомниться, как очутилась на коне. Всадник крепко держал ее перед собой, успокаивал и посмеивался над ее мольбами. Все ее слезы, сопротивление были напрасны.
Немало подивился хозяин, не найдя Катерины дома; люди видели ее на коне с гусаром, пожалели девушку, но она была сиротой, и никто о ней не побеспокоился.
Гусар отвез свою добычу в лагерь. Тогда это было в порядке вещей. Куда бы ни двигался полк, за ним всегда следовало много женщин, большей частью это были беглые крестьянки и проститутки. Среди этого сброда и очутилась неискушенная Катерина. Впоследствии она рассказывала своему сыну, что много плакала и чуть совсем не извелась от горя. Тщетно пыталась она бежать: войско зашло в чужие далекие края. Муж ее был словак. Грубый гусар влюбился в Катерину и сначала был с ней по-своему нежен. Потом он увлекся карточной игрой, запил, и его жене многое пришлось перенести.
Гусарский полк очутился в Венгрии и был придан армии принца Евгения, выступившей против турок. В 1716 году в лагере войск, осадивших Темешвар, Катерина и родила Балтазара.
Когда в следующем году принц Евгений, решив положить конец тяжелой двухмесячной осаде Белграда, ударил по турецким укреплениям, разгорелось страшное сражение. Войска бились целую ночь до рассвета и все утро.
Хотя Катерина и привыкла к ужасам войны, но и она в эту темную ночь в страхе стояла перед лагерем и, глядя в сторону боя, где в адском хороводе мелькали толпы солдат, знала, что это была решающая битва. На помощь к осажденному гарнизону подошли турецкие подкрепления, а в императорском войске свирепствовали голод и эпидемии.
Дрожа всем телом, прижимала Катерина к груди своего сыночка.
Во тьме грохотали орудия, слышался треск ружейной перестрелки, земля содрогалась, огонь выстрелов, подобный вспышкам кровавых молний, бросал зловещий отблеск на оружие и людей. Так провела Катерина всю ночь, в страхе молясь богу, чтобы он спас ее мужа и дал победу императорскому войску. В лагерь уже приносили раненых. А шум битвы то затихал, то снова усиливался, словно морской шквал, густой дым поднимался над местом боя.
Небо побледнело, и на востоке засияла светлая полоса. Раненые все прибывали, адъютанты на взмыленных конях носились между лагерем и позициями. И вот снова зазвучали трубы, поднялся шум, затрещали барабаны. Последние резервные части покинули лагерь и двинулись в бой.
Ухаживая за ранеными, женщины дрожали от страха, опасаясь, что императорскому войску приходит конец.
Взошло солнце, и утренний воздух задрожал от буйного радостного крика «Победа!», вырвавшегося из тысячи глоток; он разнесся по всему императорскому войску, и его радостное эхо достигло лагеря. Буря утихала, орудийная пальба и ружейные выстрелы стали реже. Принц Евгений одержал победу. Белградская крепость капитулировала. Стены, рвы и поле перед ней были обильно политы человеческой кровью. Новый день увидел тысячи обезображенных трупов, среди них с разрубленной головой лежал и гусарский вахмистр Уждян. Катерина не дождалась мужа, а Балтазар так и не увидел своего отца.
Осталась Катерина с маленьким сыном в далекой чужой стороне, среди грохота войны. Наплакалась она, нагоревалась. Хотя и изводил ее муж, но он все же был отцом ее бедного малютки, единственной опорой. И вспомнила она тут об отчизне, с новой силой вспыхнула в ней былая тоска. Хоть и удерживали ее, сулили ей золотые горы, Катерина бесстрашно пустилась по незнакомым местам к себе на родину. Долго странствовала она, перенесла немало трудностей, но в конце концов очутилась в родной деревне. Люди едва узнали эту высокую, исхудавшую женщину, загорелую до черноты, которая пришла в Олешнице с мальчиком на руках. Катерина опять стала батрачить.
Едва Балтазар немного подрос, как он уже должен был по мере сил помогать матери. Когда ему исполнилось шестнадцать лет, мать его умерла, а через год и он исчез из деревни. Прошел слух, что парень завербовался в солдаты.
— Недаром в нем гусарская кровь! —говорили крестьяне. О своем детстве Балтазар никогда не вспоминал, считая,
видно, что не было в нем важных и значительных событий, рассказ о которых мог бы доставить удовольствие его слушателям—друзьям-солдатам или крестьянам в деревне Ж. Он ограничивался лишь описанием наиболее выдающихся происшествий, приключившихся с ним самим, либо слышанных им от матери. Зато о своей солдатской жизни он рассказывал подробно, обстоятельно и всегда с большим удовольствием и охотой. У него была удивительная память. Немало изъездил он стран, многое повидал и помнил все до мельчайших подробностей: где и что ел и пил, где потерял трубку и приобрел новую, где и когда подковал свою лошадь.
Семнадцати лет завербовался Балтазар в пехотный полк князя Пикколомини. Здесь он узнал, что воинская жизнь совсем не такова, как о ней рассказывали и как он ее себе представлял. В то время срок военной службы длился восемнадцать — двадцать лет, и старые, поседевшие в походах солдаты, оставшиеся на сверхсрочной, считали новобранцами даже тех, кто прослужил лет пять.
Балтазар роптал на время, проведенное им в полку Пикколомини. В конце концов из рекрута он все же превратился в бывалого воина, который уже не давал себя в обиду другим солдатам. Офицеры из дворян были неопытными юнцами, многие из них не старше шестнадцати лет. Балтазар и Ванек с осуждением рассказывали, что эти офицеры обращались с простыми солдатами, как со скотиной. Старый драгун особенно любил потолковать о тех офицерах, историю жизни которых он знал в подробностях.
— Ох, и жили мы, как собаки, у этих Пикколони,—так, для краткости, называл он своих господ.—Подумайте только: в тысяча семьсот сорок третьем году дезертировало сто пятьдесят солдат, одного расстреляли; в тысяча семьсот сорок четвертом году убежало двести шестьдесят два солдата, казнили шестерых; в тысяча семьсот сорок пятом году убежало двести шестьдесят —в их числе был и я,—казнили еще пятерых.
Вот так и избавился Балтазар от гамаш, которые носили «месители грязи».
Но он недолго скитался, пользуясь золотой свободой, так как поступил в драгуны.
У драгунов ему понравилось. Вместо гамаш он получил высокие кавалерийские сапоги, узкие штаны и короткий белый мундир с синими отворотами и загнутыми синими полами. Гордо сидел он на своем вороном, в черной треуголке, лихо надвинутой на ухо. Вскоре Балтазар стал лучшим наездником в полку. Войны с Пруссией не давали долго задерживаться на одном месте, боевой вихрь переносил драгун с места на место, воевать им приходилось то тут, то там, и главным образом в Силезии и на северо-восточных границах Чехии.
От этих войн больше всего страдали деревни Находского края. Императорские и прусские войска частыми вторжениями и грабежами полностью разорили крестьян. Пожалуй, больше всего горя выпало на долю деревни Ж. Придя в отчаяние, ее жители стали просить управляющего Находским замком снарядить военную стражу, чтобы защитила их от грабежей и насилий.
Управляющий сжалился, выхлопотал у возвращающихся из Силезии передовых частей сторожевой отряд из нескольких конников, или, как его еще называют. Среди солдат гвардии был и Балтазар Уждян, которого назначили на постой в усадьбу «На скале». Мужественно защищал он своих подопечных и сослужил им большую службу, потому что императорское войско, разбитое наголову четвертого июня 1745 года у Стшегома и Гогенфрайбурга, бежало из Силезии через горы в Чехию. Отступавшие после поражения войска топтали пашни и луга, насильничали, среди них было много бродяг и проходимцев.