Вдова стояла у воза, запряженного тощей лошадью, и с нетерпением поджидала его.
— А я уже думала, что ты не вернешься.
— Бегал воды напиться из колодца, да засмотрелся на господскую охоту. Вот и задержался.
Взяв в руки вожжи, он осторожно свел лошадь вниз. Вдова шла рядом с ним и радовалась, что еще до дождя они свезут урожай домой.
ГЛАВА ПЯТАЯ
БУРЯ
Не успели Иржик с вдовой спуститься на дорогу у леса, как услышали доносившиеся сверху гул и крики. На опушке промелькнули один за другим два всадника, несколько слуг и крестьян бежали следом, словно кого-то разыскивая.
— Остановитесь! Подождите! —послышался чей-то громкий голос. По полю к вдове и ее спутнику скакал всадник из княжеской свиты. Вдова так испугалась, что не могла и слова вымолвить. Хорошо еще, что с ней был такой смелый паренек.
— Никто здесь сейчас не выбегал из леса?
— Никак нет, милостивый пан.
— А вы давно в поле?
— Я с утра, а мать с полудня…
— И раньше не замечали, не слонялся по опушке какой-нибудь подозрительный человек, не выходил из лесу?
— Никак нет, милостивый пан.
— А сами вы откуда?
— Из Мартиновской усадьбы.
Всадник что-то проворчал и, повернув коня, поехал к лесу. Иржик, выпрямившись, горделиво усмехнулся, тронул вожжи, и они направились дальше.
— Видно, что-то случилось? —недоумевала крестьянка.
— Не знаю, ведь паны за всякий пустяк преследуют. День угасал, на западе вставала туча, было душно.
— К ночи будет гроза,—предсказывала вдова.—Слава богу, вовремя домой доедем.
Овес был уже в амбаре, а хозяйка крошила в молоко хлеб, когда ее позвал сын, стоявший возле Иржика. Иржик пристально смотрел в лощину у березовой рощи. Отложив нож, хозяйка подбежала к окну и увидела нечто необычайное.
Внизу по дороге ехали две охотничьих повозки, окруженные свитой из пеших и конных охотников. На передней повозке сидели три дамы, среди них мадемуазель фон Стреревитц, которая снова расхворалась, на второй — молодой князь Иосиф Пикколомини. Голова и рука у него были перевязаны; напротив князя сидел тучный замковый доктор. За повозкой вели раненого коня. Порывы ветра раздували плащи всадников и хвосты лошадей.
Процессия вскоре скрылась за поворотом дороги, но над склоном лощины все еще виднелись темные головы всадников, затем и они исчезли.
Иржик продолжал стоять у окна, задумчиво глядя вдаль, и хозяйке пришлось дважды звать его к ужину. За окном засвистел ветер, налетел на избу, деревья закачались, застонали, и грянул гром. Старик и его сноха стали креститься, мальчик прижался к матери, а незнакомый парень повернулся к окну.
Едва они поужинали, как разразилась невиданная буря. В комнате стемнело, хозяева молились. Из ближайшей деревни ветер донес тоскливый благовест, прогонявший грозу. Ослепительные молнии прорезали темноту, в окна забарабанил дождь, и вскоре послышался шум воды, устремившейся с вершины холма мутными потоками.
— Боже мой! Господа попали в грозу,—говорила хозяйка свекру.—Ну, а Франтина, наверное, на панском дворе. Христос с нами! «Отче наш, иже еси на небесех»,—молилась она, зажигая сретенскую свечку.
Иржик сквозь сумрак видел, как из леса проскакали два всадника. Едва они исчезли в темноте, вновь за окном промелькнуло несколько фигур. Люди бежали мимо березняка к ближайшей деревне. Спасаясь от ливня, они, словно ряженые, накинули на головы куртки и исчезали во тьме.
Иржик знал, что это были люди из княжеской свиты, искавшие смельчака, который напал на молодого князя. Усталые, промокшие, они возвращались ни с чем.
Камердинер нашел своего господина под деревом. Израненный, он был без чувств. Когда камердинер уже поднял князя, чтобы положить его на свою лошадь, к нему подбежали охотники, которые видели мчавшегося через поляну княжеского коня. Испуганное животное удалось поймать только у шатра. Мадемуазель фон Стреревитц, услышав шум, забыла о своей болезни и выбежала из шатра. Увидев окровавленного коня, она вскрикнула и попятилась назад. Вскоре доставили и всадника. Правда, доктор, пробужденный от приятных сновидений, признал ранение пустяковым, охота, однако, была испорчена. Все стали готовиться к возвращению в замок. Два охотника на конях во главе загонщиков бросились искать преступника. Но напрасно. Он спокойно сидел в Мартиновской усадьбе, задумчиво глядя в темноту ночи.
— Что с тобой?— спросила его хозяйка.
— Сохрани бог тех, кто теперь в лесу или в чистом поле.
— Правду говоришь! «Отче наш, иже еси…» —молилась хозяйка, ей вторил мальчуган, а губы старца тихонько шевелились.
Иржик встал и, пожелав им спокойной ночи, сказал, что идет спать на чердак.
В доме «На скале» в эту ночь тоже не спали. В тревоге за внучку старая бабушка молилась при свете сретенской свечи, шепча молитву против грозы. Полуодетый Балтазар Уждян, сидя на постели, разбушевался, как буря на дворе.
— Леший тебя дернул послать Лидушку так поздно за этой медуницей. Гроза застала ее в лесу либо в поле. Черт подери, вон что делается,—ворчал он, прислушиваясь.—Это нагонит страху и на старого кавалериста, не то что на девочку.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
МАТЕРНИЦКАЯ ПУЩА
В те времена, когда происходили эти события, в Находском панстве было много старых и обширных лесов.
Вблизи границ Находского панства и владений Полицкого монастыря тянется большой лес; часть его, где узкая долина проходит между высокими лесистыми холмами, известна в этих местах под названием «Матерницкой пущи». Нынче здесь кругом шумит молодой лес, но в те времена, о которых мы говорим, Матерницкая пуща была дикой, непроходимой дремучей чащей, разросшейся на крутых склонах.
В тот вечер, когда над Мартиновской усадьбой и в ее окрестностях разразилась страшная буря, в пуще был настоящий ад: непроглядная тьма окутала долину, лил дождь, в лесу бушевал ураган, выворачивавший с корнем сухие и слабые деревья. Раскаты грома следовали один за другим, вздувшийся ручей бурлил, кипел, разбиваясь в темноте о камни.
В самом узком месте долины, где между подножьями холмов протекал ручей, на густой кустарник, склонившийся над водой, падал красноватый свет. Этот свет исходил из маленького окошка старой избушки, скрытой в ложбинке склона, словно она спряталась там от посторонних взглядов.
В убогой светелке горела лучина, воткнутая в щель стены. У грубо сколоченного стола сидел седой как лунь, дряхлый, сгорбленный старик. Густая сеть морщин покрывала его лицо, кроткие глаза придавали ему выражение смирения и покоя. Увидев в окошко этого старика, каждый тотчас же, не колеблясь, постучался бы в дверь и попросил бы приюта. Но вряд ли кто-нибудь решился бы на это, если б заметил смуглолицего высокого человека, который развешивал на стене мокрый плащ.
На его угрюмом лице с орлиным носом и крепко сжатыми тонкими губами из-под густых бровей смотрели серые глаза. Это был Микулаш Скалак, бывший владелец усадьбы «На скале», вынужденный с отцом, сестрой и сыном бежать от господского гнева в эту глушь.
В ту морозную ночь, когда по совету старого драгуна они покинули свой дом, им пришлось брести по глубокому снегу, словно затравленным зверям. Многое они претерпели, особенно больная Мария, скрываясь поодиночке в соседнем панстве, пока не нашли этой лачуги. Верный Цыган не следовал за ними по их скорбному пути, он околел от ран, полученных в борьбе с камердинером.
Беда и нужда преследовали их; немало хлебнули они горя.
Когда же растаял первый снег и вновь буйно зазеленели леса, бедная Мария, так и не оправившаяся от болезни, тихо угасла на руках своего отца.
С этого момента ее брат стал еще более угрюмым и неразговорчивым. Старику казалось, что сына постоянно одолевают какие-то тяжелые мысли.
Они прожили несколько лет в этом тихом укрытии, но тревога и беспокойство так и не оставляли их.
— Я думал, что ты не придешь в такую бурю,—сказал старик.
— Я задержался в лесу. Сегодня недалеко от нас была панская охота. Один человек, который пришел оттуда, рассказал, что там кто-то хотел убить молодого князя.