— Поручаю это твоим заботам! —ответил князь. Камердинер пристегнул к поясу князя саблю, закутал его
в большой темный плащ ггпосле этого оделся сам.
Балтазару велели вывести лошадей. Но прежде чем пройти в хлев, он завернул вправо и очутился в тускло освещенной каморке. Скалаки, понурившись, молча сидели у постели. Ир-жик боязливо поглядывал то на деда, то на отца. Услыхав звон шпор, Мария со страхом посмотрела на дверь. В двери мелькнула фигура в белом плаще.
— Не бойтесь, это я, Балтазар.
Пожав руку старому хозяину, драгун с состраданием посмотрел на Марию.
— Узнаешь меня, Марженка? —приветливо спросил он шепотом.—Ну как, лучше тебе?_____
Девушка кивнула головой.
Затем солдат обратился к мужчинам.
— До утра вы должны уйти отсюда. Помощи ждать неоткуда,—сказал он глухим голосом.
— Знаем,—ответил Микулаш.
— Как только мы уедем, собирайтесь.
— Зачем ты приехал сюда, Балтазар?
— Твое счастье, что я проезжал мимо. Чего бы ты добился, если бы прикончил князя? Это ведь не то что убить простого человека. Но помни, этот князек мстительный. Куда думаете направиться?
— Сами еще не знаем.
— Только поскорей! Может быть, еще встретимся. Слышишь, они уже собрались. Сохрани вас бог! —Голос старого драгуна звучал искренно и сердечно. Он всунул в руку Мику-лаша кошелек, в котором было немного серебра. Подойдя к Марии проститься, он отстегнул фляжку с остатками вина и положил ее на постель.—Это для подкрепления. Ну, с богом, всего хорошего!
Мужчины сердечно пожали ему руку; маленького Иржика драгун второпях не заметил. В каморке наступила тоскливая тишина; снаружи послышались шаги, звон шпор и ржание коней. Стоя у окошка, Микулаш наблюдал, как три всадника выехали из ворот и направились по дороге в гору.
Микулаш посмотрел на звездное небо и невольно сжал кулаки. Весь мир опостылел ему. «И как только бог, справедливый бог, допускает все это?»
Его седовласый отец стоял, склонившись над бледной Марией. Но вот ноги старика задрожали; стиснув руки, он опустился на колени, голова его поникла, и в тихой каморке послышался глубокий вздох, подобный болезненному стону.
— Неужели мы должны уйти отсюда… Бросить свой дом… Бросить!..
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
ТЩЕТНЫЕ ПОИСКИ
Над заснеженными горами зарделось небо. Первый луч света, проникший в приземистый домик «На скале», не разбудил его обитателей, не осветил голову старого хозяина, склонившуюся у окна; луч скользнул к бедной постельке Иржика, но в этот раз ему некого было будить — постель была пуста. Проворная хозяйка Мария не высекала огонь, чтобы затопить печку. «На скале» стояла тишина. Мороз повесил на окна белые кружевные занавески. В избе было холодно. Валялись опрокинутые стулья, стол был сдвинут с обычного места, со скамейки свисал забытый платок, одеял на кровати не было. Хозяева покинули дом, бежали, как сотни других крестьянских семей.
Но что это? На темном земляном полу у печки бурое пятно. Кровь! Здесь сражались. Собака тоже участвовала в сражении. Теперь и она исчезла. Осталось только это пятно — знак ее преданной службы и храбрости. Все ушли в зимнюю ночь, но скорбь изгнанников как бы осталась лежать на всем доме. Печально стало «На скале», тихо.
Только на мгновение была нарушена эта тишина. Рано утром, подобно ищейке, примчался сюда камердинер. Он пригнал с собой крестьян, чтобы они, заменив полицейских, связали своих соседей и отвели их в замок. Камердинер носился по усадьбе — осмотрел все от чердака до погреба, проклинал, ругался, неистовствовал. Но ни он, ни крестьяне никого не нашли. Княжеский слуга придирался к своим помощникам, кричал, что они сговорились с беглецами, допрашивал их, обыскал всю деревню, залезал в полусгоревшие строения, покрытые снегом, но так никого и не нашел. Даже крестьяне, сопровождавшие его, удивлялись исчезновению семьи Скала-ков.
Потом камердинер снова вернулся «На скалу» и снова облазил там все углы. Увидев в хлеву Рыжуху, он пришел в ярость и так ударил ее, что бедная корова вскочила от боли, но у нее не хватило сил удержаться на ногах, и она упала на голые доски. Тем временем пошел снег, и следы человеческих ног и лошадиных копыт, оставшиеся с ночи во дворе, вскоре исчезли. Снег засыпал и отпечатки мужских сапог и босых женских ног у обрыва над рекой.
Именем князя камердинер приказал сельскому старосте в течение трех дней разыскать мятежников, живших «На скале», и доставить их в Находскии замок на суд и расправу; в случае невыполнения приказа он грозил княжеской немилостью и строгим наказанием. Староста, а за ним и остальные низко поклонились. После этого староста подвел камердинеру коня, кто-то подержал стремя, и все опять низко поклонились, когда господин из замка, гордо подняв голову, отправился к молодому князю, дожидавшемуся его в одном из крестьянских домов.
Князь уселся в устланные перинами деревенские сани, запряженные четверкой тощих лошадей. Возница стегнул лошадей, и они галопом вынесли сани из деревни. Позади верхом скакал камердинер, ведя в поводу княжеского Гнедого.
Только после этого надели крестьяне шапки и облегченно вздохнули. Не один из них гневно посмотрел вслед саням, вскоре скрывшимся в метели, но никто не осмелился поднять сжатого кулака, и все разошлись по своим избам.
«На скале» опять стало тихо и мертво. Много было догадок о том, что произошло у Скалаков, но никто не знал ничего определенного. От скалы до ближайшего дома было слишком далеко, и соседи не могли услышать крик и прийти на помощь.
На другой день после полудня в село приехал Балтазар Уждян. Он направился прямо к старосте. Там ему рассказали, как камердинер из кожи лез вон, как он искал, как неистовствовал. Слушая рассказ, старый драгун ворчал что-то не очень лестное по адресу княжеского слуги. А староста жаловался и говорил, что он боится господ из замка.
— Эх, кум, чего ты беспокоишься? Ни тебе, ни этому панскому псу не найти их. Неужели ты думаешь, они останутся тут, чтобы попасть в ваши руки? Ничего не бойся, кум, и скажи этим щелкоперам в замке, что Скалаков в Находской вотчине нет.
Староста вытаращил глаза.
— Ну вот, ты, кажется, начинаешь понимать? Да разве ты остался бы здесь, если бы боялся за свою шкуру? Ехал я сегодня из Броумова и от полицких слышал, что в Д. видели семью беглецов. Никто этому не удивился. Я расспросил об этой семье, по описанию — как будто Скалаки, уверен, что это они. Теперь ты смело можешь сказать об этом князю. Пусть попробует достать их из Полицких владений. Ведь это не твоя забота. Но ты скажи, что здесь их искать напрасно,—говорил Балтазар, поглаживая свои длинные усы.
Староста облегченно вздохнул.
Драгун пробыл у старосты до сумерек, затем оседлал коня и, сколько ни просил хозяин остаться переночевать, уехал. Вскоре стемнело.
— Он, конечно, передаст мои слова, пусть-ка они почешут затылки,—ворчал старый солдат, не спеша двигаясь по направлению к Костельцу.
Его гнедая шагом поднималась в гору. Достигнув вершины, Балтазар не поехал дальше по дороге, а свернул направо и остановился на пустом дворе Скалаков. У ворот тоскливо шумели старые деревья. Балтазар подъехал к самому дому и громко крикнул:
— Микулаш! Микулаш! Это я. Но никто не отозвался на его зов, никто не вышел ему навстречу. Балтазар еще несколько раз позвал, но так никто и не откликнулся. Тогда он повернул коня и поехал дальше. Взгляд его был обращен к мрачному ночному небу. «Куда только они ушли, бедняги, где-то теперь скитаются?» —с грустью подумал он и опустил голову.
Всадник сжал лошади бока, и она пустилась рысью. Балтазар направился в Костелец.
Скалаки как в воду канули, исчезли бесследно. Разве кому-нибудь из односельчан пришло бы в голову их разыскивать? Сетуя на свою подневольную долю, крестьяне сочувствовали беглецам, и все сходились на том, что они, видно, скрылись внизу, в ольшанике, в той убогой лачуге, что принадлежала к их двору. Но ничто не могло подтвердить этой догадки. Староста и не пытался пробраться туда — ни по опасной дороге вдоль обрыва, ни обходным путем по сугробам. Он был доволен, что об этом укрытии мало кто знал. У него вовсе не было желания тащить своих соседей на пытки в замок или, может быть, даже и в краевой суд в Градец на Лабе.