Голова чугунная, в левом виске боль пульсирует, но я постепенно вспоминаю, что вчера произошло. Урывками какими-то, пытаюсь все это собрать воедино, в хронологическом, так сказать, порядке.
— Рыба? Погоди… я помню, что бегала по вокзалу, Кольки не было, пришлось такси взять. Приехала на эту Дубининскую, а общаги…
— Дубина ты, Скалка! Не на Дубининскую надо было ехать, а на Дубнинскую! Разницу чуешь?
— Не-а…
Я вообще не очень быстро соображаю, а сейчас тем более. Перед мысленным взором мелькают картинки из вчерашнего дня. Вот прошу у мужика телефон, а он ведет меня куда-то за гаражи. Потом тот, другой, высокий, в черном пальто и с глазами красивыми. Очень красивыми — как вспомнила сейчас, так мурашки по коже пробежали. От него еще так приятно пахло. И который меня напоил. О нет! Зарываюсь обратно под одеяло, так бы и осталась тут лежать. Чтобы никто меня не видел больше и не узнал…
— Тома, ты чего? Напилась, да? От тебя коньяком несло. Опять повторилось?
Ленка одна в нашей компании знает правду. Случайно получилось, мы тогда первую сессию нашу сдавали. Ну и упились все. И мне подмешали, хоть я и твердила всем, что не пью, что у меня аллергия на алкоголь, что… Да какую только туфту не несла, лишь бы не… Ленка сразу учуяла, что со мной что-то не так, хорошо, что все бухие были, не заметили даже, как она выволокла меня на улицу. Там-то я и устроила ей концерт! А наутро пришлось все рассказать, начиная с прабабушки.
— Повторилось… Не хочу об этом, Лен. Потом. Так что с улицей?
— Названия очень похожи, разница в одну букву. Многие путают. Поэтому Колян и хотел тебя встретить, так и знали, что ты заблудишься.
Ну да, я не очень сообразительная. Ладно, многие меня считают тупой как пробка. Я действительно не очень быстро все понимаю. То, что другие схватывают на лету, мне приходится объяснять по два-три раза. Родители думали сначала, что с возрастом я подтянусь и буду такой, как все, но нет, не стала. Так и не смирились, что дочь у них не очень умная, но решили, что я во что бы то ни стало должна учиться в универе. Вот и мучаюсь тут, хотя… я не жалею. И на то есть свои причины.
— Понятно теперь. Тот, кто назвал почти одинаково две улицы в одном районе, не очень умный человек, да?
— Может, это был твой родственник, а, Скалка?
Ленка любит подкалывать, в отличие от меня она очень умная, такие книжки читает, что я там половину слов не понимаю, не говоря уж об общем смысле. Она единственная в нашей компании, кто никогда не списывает, нужды в этом нет. Я на нее не обижаюсь, знаю ведь, что права она.
— Дай телефон, маме позвоню.
Подруга кидает трубку мне на кровать, а сама танцующей походкой выходит из комнаты. А я вместо того, чтобы включить мобилку, оглядываюсь по сторонам. Действительно, комната значительно больше, чем наша в прошлой общаге. Раньше мы втроем жили: Дятлова, я и Маринка Иваненко. А тут еще место есть для четвертой девушки…
Рядом с моей кроватью стоят две большие коробки с моими вещами. Я их сама собирала перед отъездом к родителям. Думала, если и правда переезжать в эти Дубки придется, так все вещи собраны будут. Кто ж мог знать, что дома задержусь и вся общага будет переезжать без меня? Окна большие, на них очень легкие занавески, в солнечные дни тут явно будет очень светло. Это здорово. В общем, все один к одному с теми фотками, что Дятлова присылала в мессенджер. Так, ладно, внимательнее осмотрюсь позднее, сначала маме позвоню.
— Тамара? Дочка, ты?!
— Привет, мам.
Чуть отвожу трубку от уха и радуюсь про себя, что одна осталась в комнате. Хотя мамин крик слышен, наверное, и на соседнем этаже. Раньше пол-общаги в курсе было обо всех событиях нашей большой и шумной семьи. Вплоть до того, когда Сеня пересел с горшка на унитаз, сколько банок с огурцами они закатали на зиму и как на выходных мама с папой и дядей Мишей лепили пельмешки.
— …Как ты могла?! Да мы ночью с отцом уже в поезд садились, когда Леночка позвонила!.. Бабушка с давлением слегла… А тетя Катя…
Мама у меня самая лучшая. Вот только ругаться очень любит. И на меня, и на братьев, и на папу, и на… да на всех на самом деле. А так она очень добрая. Сто тридцать килограммов настоящей доброты, при росте метр шестьдесят. Нервничает часто, очень часто, вот и ест много. Но у нас это семейное — я, пока не сбросила тридцатку, тоже мела все подряд по любому поводу и без повода. Все заедала: и хорошее, и плохое. Еда — это культ, ей реально поклоняются у нас в семье.
— А? Да, мамуль, все нормально. Разрядился телефон, а потом я запуталась, улицы перепутала… Ты не волнуйся и папу с бабушкой успокой, пожалуйста.