– Отпустите заложника! – заорал один из них, тыча в меня револьвером. По голосу я поняла, что это женщина. – Отпустите заложника! Бросьте оружие!
Добрые дела – это всегда неприятности. Над добрыми делами смеются, за них лупят по-черному. Добро люди обычно не приемлют. Сколько раз я горела на этом! Еще в школе – на контрольных по истории – подружки, которые списывали у меня, получали «отлично». Мне же доставалось «удовлетворительно». Теперь, кажется, понимаю, что так наша «историчка» Марья Степановна пыталась отбить у меня желание делиться с посторонними своими знаниями. Возможно, она была права: необходимо ценить собственный труд. Но ее старания пропали зря. Как я могла не дать лучшей подруге Галке посмотреть мою тетрадку?..
Вот и сейчас. Спасаю человека, а окружающие этого не видят.
Два ствола глядели в мой лоб черными отверстиями – я даже могла различить нарезку внутри них.
Что же эти жандармы такие тупые! Где оружие, которое я должна бросить? Светкино платье обтягивает меня, словно вакуумная упаковка. Да, с ног до головы я заляпана кровью – будто только из разделочного цеха! Но должны же они быть повнимательнее и заметить, что я держу на руках раненого!
– Послушайте…
– Отпустите заложника! – Голос женщины-жандарма сорвался в конце фразы. Нет, это в самом деле серьезно. Так серьезно, что описаться можно. Даже напарник женщины оторвался от меня и опасливо глянул на боевую подругу.
Демонстративно медленно, чтобы не провоцировать жандармов на расстрел, я опустилась на колени, сгрузив тело Жаке на пол. Оба дула напряженно сопроводили меня.
– Послушайте, – попробовала я снова. – Этому человеку срочно нужен врач. И еще. Настоящие преступники уходят. Их можно догнать. У них как раз находится заложник!
– Бросьте оружие! – озлобленно повторила женщина. Как же ее переклинило!
– Вы что? Вы не должны в меня стрелять, не я злодейка на сегодняшнем вечере. И потом, если вы пристрелите меня, погибнет и моя подруга… Как вы этого не понимаете!
– Бросьте оружие! – заорала женщина.
Она приблизилась ко мне и почти уперла дуло в мой лоб. Ее напарник остался позади. Выглядел он растерянным и уже не целился. Явно не ожидал такой истерики от коллеги.
– Анна… – осторожно произнес он.
– Замолчи! – закричала женщина. – Где…
Я не позволила ей закончить. Молниеносным движением ухватила за ствол, резко рванула на себя. В чопорной рекреации раздался варварский звук сломанного пальца… и револьвер оказался в моих руках.
– Назад! – заорала я, направив железную игрушку в блюстителей порядка. – Бросить оружие!!
Взгляд женщины-жандарма оставался безумным, когда она пятилась, сжимая кисть правой руки. Раздался глухой стук. Ее напарник бросил на паркет свой табельный, поднимая дрожащие ладони.
– Как вам не стыдно! – сказала я, не опуская револьвера. – Вы должны бороться с бандитами. А сами толкаете людей на преступления. Где ваш разум?
Они меня не понимали. Я видела это по глазам. В них читался только страх. Как бы «кровавая Мэри», только что прирезавшая месье в смокинге, не устроила парочке добросовестных жандармов глубокий свинцовый массаж.
Я махнула на них рукой, подошла к мраморным перилам и крикнула вниз:
– Здесь есть врач? Срочно нужен врач! У меня раненый!
От компании мужчин отделился немолодой человек, с сомнением поднял подбородок, глядя на меня.
– Быстрее сюда! – крикнула я ему. – Здесь раненый!
Пока он неуклюже взбирался по лестнице, мальчик и девочка, игравшие в полицейских, изумленно пожирали меня глазами. Кажется, до них что-то дошло. Черт возьми, неужели для пробуждения их разума обязательно ломать им пальцы и махать под носом револьвером!
Добравшийся до нас врач покосился на короткоствольный аргумент в моей руке, но, заметив этнографа, тут же кинулся к нему.
– Господи! Это же Анри! Что с ним случилось?
– Его пырнули ножом.
Я опустила револьвер. В нем больше не было нужды. Раньше мужчина-жандарм сомневался, а теперь и вовсе убедился в моей непричастности к преступлению. Во взгляде женщины пропала истеричность. Осталась только дикая боль, заставившая ее прижаться к стене и исторгать безмолвный крик.
– Он будет жить? – спросила я врача, кусая окровавленный ноготь.
– Надеюсь… – ответил он, наклоняясь к губам Анри. – Да, он дышит. Нужны бинты, марля, антисептики…
– Вы поможете? – спросила я мужчину-жандарма.
– Да, – с готовностью закивал он. – Конечно.
Я протянула ему револьвер и только тут поняла, что до сего момента никогда не держала в руках страшное изобретение человечества. Надо же… Угрожала пистолетом, даже не зная – заряжен он или нет. Такой маленький, но тяжелый… Весомое средство убеждения.
Жандарм взял револьвер – на какое-то мгновение меня кольнуло сомнение, – но опустил оружие в кобуру.
– Нужно догнать преступников, – сказала я. – Они уходят по реке. В их руках находится заложница…
Парень растерянно обернулся к напарнице, которая, прижавшись к стене, продолжала беззвучно хватать ртом воздух. Понятно, кто у них главный. Шефу сейчас не до преследования, у нее небольшие проблемы. А помощник, похоже, способен только щеголять в полицейской форме и кричать: «Руки вверх! Нашпигую пулями, как утку яблоками!»
– Вы приехали вдвоем? – спросила я.
Он пожал плечами, подразумевая: «А что, собственно, такого! Убийство есть убийство. Не в первый раз. Зачем здесь толпа».
От полицейских толку не будет. Ожидать других – бессмысленно.
Веру нужно спасать самой. Раненому этнографу подсобила, как могла. От меня больше ничего не зависит.
Я в последний раз взглянула на бледное лицо Жаке, рывком оторвала кончик ногтя и понеслась вниз по лестнице.
Сколько же потеряно времени на бестолковых жандармов! Моторные лодки, конечно, не реактивные, до Африки не успели добраться, но догоню ли я их?
Думая об этом, вылетела на парадное крыльцо. Толпившиеся там дамы и месье шарахнулись от меня, как от чумы. Еще бы… Выгляжу так, словно прирезала парочку капиталистов, причем исключительно из идейных соображений.
Прямо перед входом стоял пустой патрульный «рено» с мигалками. Такого же синего цвета, как форма жандармов. Я на мгновение притормозила возле машины.
А что, если… Нет, всполошатся другие «законники», обвинят в краже имущества французской жандармерии. Я огляделась и увидела чуть поодаль, под сенью деревьев, длинный ряд лимузинов.
Свой обнаружила сразу. На его капоте устроился наш чернокожий водитель. Он курил, окутав себя клубами дыма, словно паровозная труба. Весьма кстати!
Кинулась к задней дверце:
– Скорее! – закричала я. – Едем!
Напугала его. Чернокожий поперхнулся дымом, поспешно выбросил окурок и запрыгнул в кабину.
– Больше никого ждать не будем? – поинтересовался он через маленькое окошко.
– Нет. Поторопитесь!
Мы выехали со стоянки, прокатили мимо парадного, мимо рокочущей светской толпы, минули распахнутые кованые ворота и оказались за пределами особняка.
Сразу ухнули в темноту. Фары лимузина светили как два прожектора, но за пределами лучей ничегошеньки не было видно. Тучи опять заволокли луну и звезды. Все в этот вечер складывалось против меня!
Река должна находиться рядом с дорогой, за деревьями. Запомнила, когда мы ехали в особняк, предвкушая удивительный вечер.
– Так куда направляемся? – спросил водитель.
– На реке поблизости есть причал?
Шофер помолчал, затем ответил:
– Вы пили сухое или крепленое?.. В любом случае, огорчу вас. Мы едем по дороге на лимузине!
Я заскрежетала зубами. Каким разговорчивым сделался наш водила! По дороге сюда молчал, словно пришибленный. Что он курил?
– Я прекрасно понимаю, где нахожусь, – произнесла, почти не разжимая зубы. – Я спрашиваю вас, где на реке ближайший причал?
– Я что, лодочник? Я – водитель лимузина! Если хотите знать, это призвание!
Призвание? Водитель лимузина? Нет, он точно обкурился.