Закончив, старший прошагал к воротам, махнул рукой остальным боевикам:
— Поехали. Через пару минут здесь половина городской ментуры будет. — Сказал он это без всякого волнения или торопливости, с легкой ленцой, просто констатируя никому не интересный факт. — Петрович! Иди сюда. Пора ехать!
Шофер высунулся из-за стоящего неподалеку тополя.
— Ну, думал, трындец мне пришел, — громко объявил он.
— Машину-то вести сможешь? — спросил старший.
— Куда денусь, — проворчал шофер.
— Правильно. А раны твои боевые дома посмотрим.
Шофер, придерживая руку у груди, торопливо направился к „Форду“.
— Подстели там чего-нибудь. Кровью ведь всю обивку испачкаешь.
— Да что я тебе подстелю? — огрызнулся шофер.
— Тряпье в багажнике посмотри. Там рубаха байковая была. Ее возьми, — распорядился старший и, потеряв к предмету спора интерес, повернулся к притихшим от страха домам.
Несмотря на рассказы о хваленой солидарности цыган, никто не вышел помочь земляку. И правильно сделали. Пришлось бы убить и заступников. Он перешел улицу, грохнул кулаком в соседние ворота. За забором залаяла собака. Старший грохнул кулаком еще раз, а затем принялся стучать по железной створке ногой, словно мяч пинал.
— Открывай, тварь!!! — рявкнул зычно, на всю улицу. — Иначе и тебя спалим!!!
Лязгнул засов, приоткрылась калитка, и в проеме проявилось белое от ужаса лицо пожилого мужчины.
— Не стреляйте, хозяин, — заблажил он. — Я сразу согласился на вас работать. Не стреляйте. Я ничего не видел, спал. И жена спала. Ничего не видела.
— Это хорошо, — сказал старший, затем кивнул за спину, в сторону горящих ворот и полыхающей костром машины. — Поднимай свою хозяйку, пусть берет веник и подметает. И быстро, пока опергруппа с пожарными не приехали. Я оставшиеся патроны пересчитаю, если хоть одной гильзы не будет доставать — убью. А сперва всех домашних вырежу. Ты понял?
— Понял, хозяин, — раболепно закивал тот. — Я все сделаю. Ничего не останется, хоть не проверяйте.
— Мои люди заедут утром, отдашь гильзы им. — Старший повернулся, пошел к своей машине. — Все видели? — вдруг заорал он. — Запомните хорошенько, крысы! Теперь мы здесь хозяева! И не дай бог узнаем, что кто-то открыл рот! Лично на фонарь подвешу, твари черножопые! Слышали? Лично! Каждого!!! — Старший остановился у машины, прикинул на глаз расстояние до расстрелянного дома. Затем достал из кармана гранату, сорвал кольцо и уверенно зашвырнул ребристую „лимонку“ в окно коттеджа. — Мы здесь хозяева!!!
Грохнул взрыв. Посыпались стекла. Спустя несколько секунд из окна потянулись клубы черного дыма.
Старший прошел к „Форду“, кивнув на ходу остальным:
— Поехали.
Иномарка и „Жигули“ медленно проползли через поселок. В зеркальце старший увидел косолапо бегущую через дорогу пожилую круглую цыганку. За ней спешили две дочери и хозяин. Этот поспешал сутулясь, словно под обстрелом. Старший усмехнулся жестко.
Сквозь щели в занавесках за машинами следили десятки пар глаз. Последний раз „Форд“ и „Жигули“ проявились под одиноким фонарем, словно рыбы, вынырнувшие из черной глубины океана. Секунда — и они вновь растворились во тьме.
— Скажу откровенно, мне очень не нравится то, что происходит в городе.
Манила придвинул Мало-старшему хрустальную пепельницу, потеребил мочку уха. Получилось вполне аристократично. Манила всегда держался с достоинством, крайне вежливо, феней пользовался лишь в случае крайней необходимости, носил шикарные костюмы, запонки, галстуки закалывал булавкой — словом, выглядел „на миллион“. Если его что-то раздражало — как выражался сам Манила: „когда в туфле застревал камешек“, — он не повышал голос, не выказывал нервозности, а просто мял мочку уха. Как сейчас.
Мало-старший — громадный, одышливый, выглядящий ровнехонько на свои пятьдесят с небольшим — являл собой противдположность Маниле. Костюмы на нем сидели не слишком приглядно, да и запихивать собственное необъятное тело в „тройку“ ему становилось день ото дня все сложнее. Потому даже в костюме Мало-старший, известный под погонялом Кроха, выглядел так, будто его долго и с усердием валяли по полу сельского амбара.
Третьим в компании был мужчина средних лет. Он изо всех сил старался соответствовать рангу собеседников, но даже самый неопытный психолог тут же понял бы: ни Маниле, ни Крохе этот человек не в уровень. Погоняло у человека было Ляпа, и стоял он во главе небольшой бригады, имеющей свои куски на окраине. Сейчас Ляпа то и дело переводил взгляд с Манилы на Кроху и обратно, словно ожидая, какое решение они примут.