Вслепую бьют по нашему квадрату.
То здесь султан огня, то там, то сям.
Выматывают душу у солдата.
Я слышу озорной весёлый крик.
Оглох почти, но этот крик приемлю -
Бодрит мне душу боевой комбриг:
–Не бойся, эскулап! Держись за землю!
Вдруг нимбом поднялась седая гать,
Крупнокалиберным рвануло землю с хрустом.
Я смутно начинаю постигать
Азы артиллерийского искусства.
Всё верно: непременный атрибут
Любой войны – огонь, в снаряд обутый.
Признаться, кошки на душе скребут
От этого – будь проклят! – атрибута.
Я мудро философствую: примат
Огня с металлом над живым солдатом.
А в сущности, ведь это – Дантов ад.
И, обозлившись, он, живой солдат,
В казённик вбив очередной снаряд,
Ответным бьёт, покрыв фашиста матом.
О как минуты медленно текут!
Мы на прорыв ждём нового заданья.
И вдруг -
в окоп
прямое попаданье,
Затем -
прямое -
в полковой медпункт…
Заплачет горько по убитым мать,
Счёт потеряв кровавым дням и суткам.
И вдруг, каким-то там
Вторым рассудком,
Я начинаю жутко понимать
Во всей вот в этой беспощадной мгле
Немыслимость того, как говорится,
Чудовищность всего, что здесь творится,
Нелепую жестокость на земле.
Но тотчас мысль становится острей -
Я осенён как благостною вестью:
Из наших справедливых батарей
Ударит всенародное возмездье.
Кляни себя и на судьбу не сетуй!
Я это утро с ночи сторожу.
Бегу в киоск за утренней газетой
И в ней… своих стихов не нахожу.
И я шучу: знать не бывать фортуне…
Но строфы жгут, слова-глаголы жгут.
Стихи мои!
Они страдают втуне.
Их нет пока. Они во мне живут.
***
Памяти друга – капитана медицинской
службы Сергея Алешкевича
…Застыли каски у окопной бровки.
Сигнальная ракета. Всё! Пора!
Конец артиллерийской подготовки -
Рванули наши танки на таран.
Бросок вперёд к блокированным дотам!
На флангах – миномётная пурга.
Идёт большая ратная работа -
Советские солдаты бьют врага.
И вот уже из-за черты багряной
По рации звучит издалека,
Что справа у высотки безымянной
Серьёзно ранен командир полка.
…Кипят в стерилизаторах укладки.
Часы секундам отмеряют ход.
Военной хирургической палатки
Спокойный и суровый обиход.
Людская боль и ранние седины,
И милосердье боевых подруг.
И вот вступает в смертный поединок,
В борьбу со смертью молодой хирург.
Не очень долго поединку длиться.
Здесь каждая секунда на счету.
Дерзает врач. И юная сестрица
Слова-приказы ловит на лету:
–Пинцет Пеана! Кетгут побыстрее!
Но вот внезапный залп из-за реки -
Наш медсанбат жестоко был обстрелян
Конвенции Женевской вопреки.
Хирург был ранен не на поле брани -
И попрана женевская статья.
Какой-то миг он был совсем на грани
Минуты той, того небытия,
Когда в глазах уже не мир телесный,
А пустоты разверзнутая пасть.
И нет друзей, любви, цветов и песен,
И жизни нет! И следует упасть.
Но он стоял. С гудящими висками,
С наплывами мертвящей синевы,
Уже отяжелевшими руками
Последние накладывая швы.
Он пробовал шутить: «Мотор не тянет -
Горючего не следует жалеть».
Теперь сражался он с двумя смертями,
Чтоб первую суметь преодолеть.
Преодолеть! Не допустить утраты.
Стоять! Стоять! Держаться до конца!
И вот с командирского лица
Как тень сползает маска Гиппократа.
А врач, когда свинцом набрякло тело,
Сказал свои последние слова:
–Всё хорошо… Конец венчает дело.
Он будет жить! -
И рухнул у стола.
Враг покидал израненные пашни.
Уж бой гремел у дальних переправ.
Так отдал жизнь мой друг и однокашник,
Свершая подвиг, смертью смерть поправ.
Леонид Попов. Первый орден после форсирования реки Сиваш (1943-1944гг)
ИЗ ФРОНТОВОГО БЛОКНОТА
«Дорогой мой сыночек, если
уж так привелось, воюй, род-
ной мой, а допрежь всего, уж
коли Родина-мать выучила те-
бя грамоте и разным наукам, да
ещё повелела быть венным док-
тором, спасай от погибели наших
воинов-богатырей, наших солдату-
шек. Только прошу тебя, ради бога,
не подходи очень близко, где стре-
ляют».
(Из письма матери Еликаниды Дми-
триевны на фронт. 1943 год.)
Бью, осатанев. Свинцом в лицо
Нас из автоматов поливая.
…В этот час пришло мне письмецо -
Удружила почта полевая.