— Александр, опомнись! Этот Кайцев старше Катюши почти в два раза! О каком счастье может идти речь? Если он позволяет себе такое сейчас, то что будет дальше?
— Не смей вмешиваться, Лидия, — вдруг зло прошипел Булавин. — Можно подумать, что тебя вовсе не интересует моя карьера. Ты прекрасно знаешь, моя дорогая, что от Кайцева зависит моё назначение на эту должность! И плевать я буду на «хотелки» недалёкой девчонки, у которой проснулись зачатки плешивого «я», понятно?
— Понятно, — вдруг совершенно спокойно ответила Катя. Она осмотрела комнату, задержавшись взглядом на лицах родителей, и уверенно пошла к двери.
— Если ты сейчас выйдешь из дома, можешь забыть о семье. А также о деньгах и шмотках.
Катя мельком взглянула на побагровевшего отца и открыла дверь.
— Катя, девочка моя! — Лидия Степановна оттолкнула мужа, что цепко держал её за руку, и выбежала вслед за дочерью. — Катя, остановись на минуту! Выслушай меня внимательно.
Она быстро обернулась, чтобы удостовериться, что муж не вышел следом, и зашептала:
— Вот, Катя, возьми. Это моя банковская карточка, пинкод — твой день рождения, сними деньги сегодня же вечером, пока он не заблокировал её. — Она схватила маленькую сумочку, уверенным движением потянула бегунок молнии и вложила в руку дочери ключ. — Запомни, это ключ от банковской ячейки. Там я храню свои драгоценности и деньги. Постарайся сильно не тратиться, если возникнут трудности обратись к моему нотариусу. Ты помнишь Илью Трифоновича, он приходил как-то к нам? Девочка моя, запомни, если со мной что-то случится, ты всегда может найти у него ответы на свои вопросы. И последнее. — Она воровато оглянулась и выдохнула: — Езжай к бабушке. И звони, доченька. Прости меня, если сможешь, за то, что не могу больше ничем помочь тебе.
— Не плачь, мама, я не пропаду. Работать пойду, в конце концов, не маленькая уже. Выживу. Дашку береги. Пока, мам…
И она ушла. Ушла из семьи, из дома. Ушла в неизвестность, чтобы через тринадцать лет после своего ухода из семьи в одиночестве сидеть в квартире, оставшейся ей от бабушки, и молча глотать слёзы, вспоминая погибших маму и маленького Алёшку, вспоминая тот проклятый вечер, что навсегда изменил её жизнь…
***
Двадцатилетние старшей дочери Александр Михайлович Булавин отмечал с размахом. Лучший ресторан с приватными кабинками для переговоров, благородные гости, столы, ломящиеся от яств, вышколенные официанты, шампанское рекой и лучшие марки коньяка, виски для любителей, тихая ненавязчивая музыка и… цель. Породниться с семьёй Кайцева. Сначала Булавин думал о Кайцеве-сыне, но однажды в разговоре сам Кайцев, сорокапятилетний немного уже лысоватый мужчина, что к тому времени стал завидным в их кругах холостяком, со скандалом разведясь со своей очередной по счёту женой, мимоходом заявил, что такую красоту, какой наградил бог Катюшу, молодые люди не оценят, а вот он… И ничего, что огромная разница в возрасте, молодым девушкам легче жить в этом жестоком мире, когда они полностью зависят от взрослого и повидавшего жизнь мужчины. Да и сам Булавин тоже в накладе не останется, ведь Департамент транспорта, за работу которого отвечал уважаемый Александр Фёдорович Кайцев, всегда готов протянуть руку помощи будущему родственнику. Деньги? Помилуйте, какие могут быть счёты между своими, тем более в указанном департаменте очень скоро может появиться тёплое место ещё одного заместителя. А бизнес… его всегда можно широким жестом «подарить» жене, к примеру, или кому-то из близких. Разумеется, некоторый процент должен уйти на «благотворительность», так сказать. Это уже не столь важно, не так ли? Булавин криво усмехнулся и два Александра скрепили договорённость крепким рукопожатием.
Катя не испытывала никаких чувств к своему внезапно обретённому жениху. Можно сказать, что слухи о договоре отца и его компаньона не произвели на неё никакого впечатления. Ей было не до того. Она училась уже на третьем курсе медина, бредила хирургией, дежурила по ночам в клинике Центра травмы, даже однажды ассистировала самому профессору. И пусть она просто держала тяжёлый неудобный крючок, но после операции её похвалили и даже потрепали по плечу. И вдруг на праздновании её скромного юбилея ей заявляют, что всё уже решено и её свадьба состоится через несколько недель. Катя решила сама поговорить с будущим мужем и направилась в сторону ограждённых от любопытных глаз ниш, куда ушли на «перекур» гости, широко распахнула декоративную калитку из деревянных брусков, отодвинула разноцветную штору и замерла на месте. Картина, открывшаяся её взору, не оставляла никакого места для полёта фантазии. Её так называемый жених, ничуть не смущаясь и не отворачиваясь от расширенных глаз растерявшейся Екатерины, продолжал с силой вбиваться в тело своего секретаря, некой Ольги, а рядом с ними на резной скамье сидел ещё один сластолюбец из когорты «уважаемых людей», спустив брюки до колен и поглаживая себя по члену. Он встал и подошёл к стонущей в экстазе Ольге, резко поднял её голову от стола и с силой погрузился в открытый рот. Катя схватилась за горло, повернувшись на каблуках, и услышала резкое: «Задержать! Девка ваша!» Она не успела сделать и шагу, как её перехватили и отволокли за широкую ширму. Но тот, кто выполнял безумный приказ, не знал, что хрупкая на вид девушка может за себя постоять. Катя вывернулась из удерживающих её рук и со всей силы вцепилась ногтями в лицо охранника, стараясь надавить большими пальцами на глазницы. Мужчина ахнул от неожиданности и с грязным ругательством ослабил хватку. Этого было достаточно, чтобы Катя вырвалась и выбежала в банкетный зал, после чего схватила свою сумочку и рванулась в боковую дверь, где в небольшой комнате отдыхали водители. Через несколько минут она скрутилась на заднем сиденье их машины, судорожно плача, беспорядочно вытирая слёзы и отрицательно мотая головой на вопросы сидевшего за рулём мужчины.