— Чему завидовать? Тому, что некоторые работать должны, чтобы концы с концами свести?
— Не понял? А тебе семья не помогает?
— А вы откуда про мою семью наслышаны? — Катя медленно вышла в коридор за Шаниным, сбросив операционный халат в ящик для грязного белья.
— Я, Катюша, взрослый мальчик, могу соединить имена, фамилии и отчества сотрудников, с которыми дежурить приходиться, и сообщения городской новостной ленты. А что не так?
Катя вздохнула и аккуратно закрыла дверь в ординаторскую.
— Да всё, собственно. Я не живу в родительском доме. Я, Игорь Александрович, живу с бабушкой, маминой мамой. И к семье респектабельного чиновника Булавина отношения с некоторых пор не имею. Никакого.
— Не знал. — Шанин поставил на стол две чашки с ароматным напитком и удобно расположился на диване. — Не буду спрашивать что да как, думаю, повод был серьёзный. А твои подруги?
Катя пожала плечами, сделал глоток и зажмурилась от удовольствия:
— Вкуснотища! Какую хотите информацию продам за ещё одну чашку, — она с улыбкой глянула на хирурга. — Ирина Воронцова из семьи врачей, её родители в Анголе погибли, к сожалению. Анютка Голубовская из учительских будет, только не школьных, а наших, медицинско-вузовских. Только она на маминой фамилии.
— Погоди, погоди. Голубовская… Так профессор Золотарёв Анин отец? — Шанин с силой ударил себя по коленкам. — Ну всё! Так и знал, чувствовал, что тут что-то не то!
Катя поставила чашку на стол и поднялась, на что её нечаянный собеседник поднял руку и покачал головой.
— Нет, нет, ты меня неправильно поняла. Я ведь, Катя… Я… Мечтал я о ней, Катюш… А теперь всё, все мои планы наполеоновские коту под хвост.
— Почему? Виктор Степанович очень добрый человек! Да и жена его Софья Дмитриевна абсолютно адекватная женщина.
— Знаю, поэтому и прощаюсь со своей мечтой.
Шанин встал и подошёл к окну. «Игорь, если ты сейчас не подашь документы в аспирантуру, твоё место в науке, заметь — абсолютно заслуженное, займёт кто-то другой». Именно эти слова своего учителя профессора Золотарёва он вспоминал каждый день на войне, вытаскивая молодых солдат и офицеров из костлявых лап смерти, а потом работая уже в мирном городе, что медленно восстанавливался из руин. Вот только на его звонки и письма никто не отвечал. Виктор Степанович вычеркнул из своей жизни любимого когда-то ученика. И надо ж было такому случиться, что маленькая бойкая Анечка, что запомнилась ему десяти лет от роду вприпрыжку бегающей по двору профессорской дачи, выросла в рыжеволосую красавицу и одним взглядом своих зелёных ведьминых глаз навсегда приворожила неулыбчивого хирурга. Вот тебе и судьба-судьбина, как же теперь быть?
— Игорь Александрович, а вы всё-таки попробуйте, — вдруг раздалось у него за спиной. — Аня самостоятельный человек, это она решила, что будет дежурить, как её ни отговаривали родители. Она бредит хирургией, а вы хирург, вот вам и общность интересов.
— Булавина, да ты прям сваха! Эх ты, «общность интересов», если бы всё было так просто.
Катя подошла к двери и обернулась:
— Спасибо за кофе, а что до всего остального — поступайте с плохими мыслями, как с одуванчиком. Скажите им «фу-у-у…» И пускай себе летят…
Три подруги сидели в полупустой аудитории и тихо разговаривали.
— Не знаю, девчонки, конечно, тяжело, но это мне многое даёт. Кроме денег, конечно. Еле-еле доживаю до следующей зарплаты. — Ира Воронцова откинулась на спинку деревянной скамьи и прикрыла глаза. — Всё кажется, что случившееся мне приснилось, пройдёт время, мама с папой приедут и опять всё будет как прежде.
Она глубоко вздохнула и прикрыла глаза. Катя мягко провела ладошкой по её плечу, Аня Голубовская сжала тонкие пальцы.
— Ир, ты же знаешь, только скажи — мы всегда поможем. Пусть не деньгами, то какой-то посильной работой. Только вот прости, но в твою нейрохирургию я ни за какие коврижки! — Аня передёрнула плечами. — И как тебе не страшно, когда у тебя на глазах в мозгах копаются? Я бы не смогла, чесслово. Тут я с папой солидарна абсолютно по всем пунктам — лучше ковыряться в животе, чем в мозгах.
— Аня, ты меня удивляешь. Ты дочь гениального нейрофизиолога Голубовской, чьё имя на устах у врачей всей страны, а говоришь такие вещи! — с улыбкой ответила Ира, понимая, что таким немудрёным способом Аня пыталась отвлечь её от мыслей о родителях.
Месяц назад родители Ирины погибли в далёкой Африке. Работники миссии, где работали русские врачи, провели собственное расследование и пришли к выводу, что Воронцовы были атакованы редкой змеёй бумслангом*, которая долгое время считалась европейцами не ядовитой, так как относилась к семейству ужеобразных. Тогда Ирине просто было некогда погрузиться в горе и депрессию — сначала моталась по посольствам, затем возникли проблемы с авиакомпанией, что транспортировала «груз 200», как выражались какие-то чиновники в аэропорту, потом они с девчонками и парнями из их группы просидели несколько часов в зале ожидания. Поздно ночью им позволили пройти на лётное поле, где Ирина дрожащими руками подписала множественные бумаги и, наконец, тихо заплакала, положив ладошки на огромные ящики. Ей не разрешили вскрыть запаянные металлические гробы — может, поэтому она так и не поверила до конца в смерть родителей, потому что не видела их мёртвыми?