И всё. Больше будущий барон не сомневался. Он даже не попросил фотографию невесты. Просто посчитал нули, стоящие после единицы – и сделка свершилась.
– Что ж, ваше предложение действительно не только интересно, но и своевременно, – произнёс Айвен, внутренне уже согласившись на брак по расчёту. И, с облегчением улыбнувшись, добавил:
– Надеюсь, мои зубы вы проверять не будете?!
– Зачем? Я был у вашего дантиста. Он сказал, что зубы у вас здоровые, – совершено серьёзно ответил будущий тесть, чем вверг баронета в состояние лёгкого шока. Тот ещё не встречал человека, у которого бы полностью отсутствовало чувство юмора.
– Когда ехать? – поинтересовался Айвен, в душе смущаясь столь неприкрытого расчёта.
– Умный мальчик, – добродушно улыбнулся толстяк, но взгляд остался жёстким. Так смотрят дельцы, ещё до начала переговоров уверенные в их благоприятном исходе. – После моей смерти вы станете крупным землевладельцем, так же вам отойдут пакеты акций нескольких компаний. Дорогой мой, скажу по секрету, очень перспективных компаний. Банки часто лопаются, пшик – и нету. Свои денежки я предпочитаю вкладывать в развитие паромобильного бизнеса, в строительство железных дорог, в новые технологии. После свадьбы… – здесь провинциал сделал многозначительную паузу, – вы получите полный отчёт о моих капиталовложениях и… и я надеюсь на ваше участие в делах… Хотя, думаю, пока вы будете тут утрясать папины делишки, у нас будет время посетить некоторые из моих кампаний.
Толстяк кивнул на стоявший неподалёку паромобиль.
– Соберите всё, что вам нужно в дорогу, и переезжайте ко мне.
– Прошу прощения, это абсолютно невозможно, – Айвен растерянно посмотрел на чек, – надо заплатить долги…
– Я всё сделаю, – просипел толстяк, сдерживая очередной приступ кашля.
– И, тем не менее, – настаивал Айвен, – мне нужно будет заехать на работу, сообщить об увольнении. Этой суммы, – он снова посмотрел на чек, – вполне достаточно, даже более, чем достаточно, чтобы привести мои дела в порядок. И потом, долги я принципиально отдаю сам. Особенно, если это долги моего отца.
– Ну ладно, мой мальчик, ладно, не кипятись, – толстяк, улыбаясь, похлопал Айвена по плечу. Молодого человека опять покоробила фамильярность дельца: тот перешёл на «ты» сразу же, как понял, что дело выгорело, и аристократ «куплен» с потрохами. – Делай свои дела, и приезжай. Мы будем тебя ждать.
Джейкоб Браун ухмыльнулся, и Айвену стало вдруг нехорошо. Так, наверное, ухмыляется дьявол, купив очередную душу… Титул – не душа, успокоил себя баронет. Он открыл дверцу кареты. Поставив ногу на ступеньку, зачем-то обернулся, недолго смотрел на свежую могилку, где под слоем земли лежало тело отца. Ожидал, что накроет волна горечи, но ничего подобного не случилось. Не испытал даже того мимолётного сочувствия, уместного и для постороннего человека, случайно оказавшегося на похоронах. Ни горечи, ни горя, ни чувства потери. Напротив – одно только облегчение, какое испытывает человек, сбросивший тяжёлый груз. Груз долгов, обязательств, ошибок, разочарований…
И Айвен запрыгнул в карету. Взвился хлыст, окрик кучера двинул лошадок в галоп, наёмный экипаж, заскрипев, покатился по дорожке с кладбища.
Так началась история, изменившая и самого Айвена, и, возможно, весь наш мир. Хотя… жизнь сама знает, что ей нужно, и никогда не соглашается на подделку.
А возле свежей могилы, украшенной парой дешёвых бумажных венков, остался стоять толстый, смешной человечек. Его багровое, потное лицо было одновременно и растерянным, и горестным.
Он оглянулся, посмотрел по сторонам, медленно опустил взгляд на холмик мёрзлой земли. Надгробный камень прост, как и слова, выбитые на нём: «Барон Чарльз Альберт Чемберс. Да покоится с миром»
– Эх, – толстяк достал платок. Он хотел привычно вытереть пот, но из его маленьких, острых глазок вдруг полились слёзы. Мистер Браун всхлипнул, всё-таки вытер лицо и шумно высморкался. Потом, вздохнув, сказал:
– Ну что, господин барон, все мы там будем, да? Ты ведь вряд ли помнишь меня? Я Джейкоб, кухаркин сын. Это меня обвинили в краже той золотой монеты, и моей матери отказали от места. Мы потом голодали, потому что мать больше нигде не брали на работу. Ты не знал этого, но я сам скажу – отца-то у меня не было. А тот золотой стащил ты. Я видел.
Джейкоб наконец-то расстегнул узкий пиджак, ослабил тугой узел галстука.
– Ты знаешь, Чарли… помнишь, так я называл тебя в детстве, когда мы вместе играли?.. Чарли, я так возненавидел тебя, что решил стать не просто равным тебе, я решил стать выше тебя. И… – Джейкоб с минуту помолчал, – и ты знаешь, у меня это получилось. Я работал. Очень много работал. А ещё я очень много думал. И, Чарли, так получилось, что сумел заметить, как меняется этот мир. Сделал одну-единственную ставку – на перемены. И не ошибся. Я выиграл. Ты знаешь, я долго горел желанием отомстить тебе, но каждый раз, наблюдая за тобой издалека, видел, что ты сам делаешь это с успехом. А потом у меня родилась дочь. И я вдруг понял, что ничего важнее неё не может существовать в этом мире. Даже намёка на что-то плохое не должно коснуться моей маленькой девочки. Тогда я простил тебя. Знаешь, мне стало так хорошо, будто это не крошка Лу родилась, будто я сам заново народился на свет. Я сегодня купил ей мужа и титул. Ты, наверное, ещё здесь и сам всё слышал. – Джейкоб посмотрел вверх, будто действительно мог увидеть душу умершего. – Чарли, ты пойми, это не была месть, скорее, это было просто тщеславие. – Он помолчал, потом, покачав головой, сказал: