С этими словами он повернулся и направился к выходу. Иннес, приноравливаясь к его широкому шагу, последовал за ним.
— Мы будем брать на веру показания членов семьи? — с сомнением спросил он у Томаса. — Ведь они будут держаться вместе и твердить одно и то же. Это так естественно. Слово жены в защиту мужа ничего не стоит. Каждая порядочная жена будет утверждать, что ее муж был дома в ту ночь — если, конечно, он не работает по ночам.
— Да, придется потрудиться, — согласился Питт. Он знал, чего ему будут стоить эти допросы. Мучительным испытанием для него было видеть отчаяние, нищету, изможденные лица, тесноту, кошмарные санитарные условия и лица больных детей. Попытка выведать тайны их жизни только напугает их и причинит еще большее зло. — Мы постараемся допрашивать не всех, — успокоил он Иннеса.
— А как с богатыми должниками? — не удержался тот и сошел с тротуара, чтобы пропустить выехавшую из подворотни телегу, а потом снова зашагал рядом с Питтом. — Вы собираетесь с ними встретиться?
Томас едва избежал столкновения с тяжеловозом.
— Да, как только покончим с допросом остальных, — ответил он, переведя дух.
Иннес понимающе улыбнулся.
— Полагаю, вам не очень-то нравится спрашивать господ, «не задолжали ли вы мелкому жулику» и «не вы ли, сэр, всадили в него пулю, снесшую ему полчерепа»?
Питт не смог удержаться от улыбки.
— Да, не очень, — признался он. — Я все еще на-деюсь, что этого не придется делать.
Сержант ничего не успел ответить, потому что они уже достигли морга. Он пропустил Питта вперед. Снова в нос ударил запах карболки, влажного пола и другие специфические запахи мертвецкой, что заставило обоих подтянуться и дышать реже, словно так было возможно уберечься от неприятных ощущений.
Доктора они нашли в небольшой комнатке за анатомическим залом. Он сидел за столом, покрытым беспорядочно разбросанными бумагами.
— А! — воскликнул он, как только Питт и Иннес вошли. — Вы по поводу убийства в Кларкенуэлле? У меня кое-что есть для вас. Полон загадок этот ваш мертвец. Клянусь, такого я еще не видывал.
Иннес скорчил гримасу.
— Застрелен, — зачем-то уточнил врач. На нем болтался потрепанный халат в пятнах крови и кислоты, но сорочка была свежей, однако, видимо, никто уже не пытался, стирая ее, выводить старые пятна. Чувствовалось, что перед их приходом доктор занимался своим обычным, не очень приятным делом. Теперь же он сидел и смотрел на посетителей, держа в руках старинное гусиное перо.
— Да, — на всякий случай подтвердил Питт. — Он был застрелен. Но мы не знаем, из какого ружья. То, что висит на стене в его кабинете, — это старинная сломанная аркебуза.
— А! — удовлетворенно воскликнул доктор, как будто довольный тем, что услышал. — Но вы, конечно, не знаете, чем в него стреляли, не так ли?
— Пули мы не обнаружили, — признался Питт. — Или еще чего-либо, способного превратить лицо убитого в сплошное месиво. Такое обширное ранение можно было, конечно, нанести из аркебузы, с близкого расстояния, но дело в том, что в ружье спилен ударник.
— Вот как? Я бы не подумал об этом, если бы вы мне не сказали, — самодовольно ответил доктор, сияя от удовольствия. — Даже в голову бы не пришло. Что вполне понятно.
— Может быть, вы все-таки объясните нам, док-тор? — промолвил Питт ровным голосом. — Итак, что вы нашли?
— О!.. — Врач наконец отказался испытывать далее их терпение. — Вот это! — Он сунул руку в карман, извлек из него смятый носовой платок и, осторожно развернув его, показал инспектору блестящую золотую монету.
Томас какое-то мгновение молчал, ничего не понимая.
— Следовательно, вы нашли золотую гинею…
— Я извлек ее из того, что было мозгом вашего мистера Уимса, — очень довольный собой, подтвердил врач. — А затем еще одну — правда, очень помятую. Она, должно быть, и раздробила кости черепа. Золото — мягкий материал, это вы знаете. Но данная монета особой чеканки и формы. Выпущена королевой Викторией в 1876 году, тринадцать лет назад. — Он состроил гримасу. — Ваш ростовщик, джентльмены, был убит из ружья, заряженного не пулями, а золотыми монетами. У кого-то неплохое чувство юмора.
Комната, в которой они находились, имела казенный вид, в ней почти не было мебели, и поэтому их голоса отзывались слабым эхом в пустых углах.
— Романтизм, — заметил Питт с мрачной иронией, почувствовав, как у него пробежали по коже мурашки, а на лбу выступила испарина.
— Убит собственными деньгами? — с удивлением воскликнул Иннес. — Странно, очень странно!
— Не думал, что у бедняков такое богатое воображение, — пожал плечами доктор. — Но факт налицо. Мне пришлось вытаскивать эти золотые монеты пинцетом. Могу поклясться на Библии.
Питт, вздрогнув, представил себе картину: тихая комната на Сайрус-стрит, мягкий свет настольной лампы, с еле слышным шипением горят газовые рожки настенных бра, с улицы доносится цокот копыт и звуки проезжающих экипажей. За столом сидит Уимс, безжалостный, неумолимый. В темноте появляется фигура с огромным ружьем в руках, оно заряжено золотыми монетами. Слышится грохот выстрела, похожий на взрыв, и у Уимса половины головы как не бывало.
— А остальные монеты? — не удержавшись, спросил Питт. — Не станете же вы утверждать, что это было сделано с помощью двух гиней?
— Нет, не стану, это было бы невозможно, — согласился доктор. — Их нужно не менее полудюжины. Думаю, что тот, кто стрелял, кто бы он ни был, потом подобрал их — кроме, правда, тех, что прочно застряли в ткани мозга, если вы в состоянии такое себе представить. Убийца действовал дьявольски жестоко и хладнокровно.
— А ружье? — настаивал Питт, тряхнув головой и стараясь прогнать чудовищное видение. — Здесь понадобилось бы тяжелое ружье с широким стволом, чтобы можно было зарядить его монетами.
— Это не могла быть та аркебуза, что висела у убитого на стене, — размышлял Иннес. — Сам дьявол не смог бы выстрелить из нее без ударника. Следовательно, убийца принес ружье с собой, а потом так же унес. Только как могло случиться, что его никто не заметил, не понимаю. — В раздумье он выпятил нижнюю губу. — Может, кто-то и видел его, но не скажет. Своего рода заговор молчания. Ростовщиков не любят, особенно таких, как этот Уимс. Он был жесток, очень жесток.
— Даже если бы весь квартал был настроен против него, — согласился Питт, — это не объясняет нам, почему Уимс сидел и наблюдал, как маньяк шарит по углам, находит золотые монеты, засыпает в ствол порох, затем монеты, прицеливается и стреляет в упор. Почему Уимс не сопротивлялся?
— Не знаю, — чистосердечно признался Иннес. — В этом нет смысла.
— Но есть факты, — выразительно повел плечами доктор. — Я всего лишь предоставляю в ваше распоряжение факты, джентльмены. А вы должны их сопоставить. Однако могу добавить, что выстрел был огромный силы, с близкого расстояния — четыре-пять футов, не более, вы можете сами судить по размерам его комнаты. Я извлек всего две золотые гинеи из того месива, что было когда-то мозгом человека.
— Спасибо, — поблагодарил его Питт. — Если еще что-нибудь попадется, пожалуйста, немедленно сообщите.
— Не представляю, что еще может попасться. Но, разумеется, позвоню.
— Премного вам обязан, доктор, до свидания. — Питт направился к двери, за ним, как положено, последовал сержант Иннес.
На улице, выйдя на яркое солнце, сержант громко чихнул и тряхнул головой.
— Что теперь, сэр? Список?
— Да, — мрачно сказал Томас. — Боюсь, что так. Мы отправляемся к этим беднягам.
Все оказалось куда труднее и мучительнее, чем он предполагал. Последующие три дня они ходили из одного старого дома, стоявшего на отшибе, в другой, заходили в комнаты, не знавшие ковров, куда их не-охотно впускали перепуганные женщины, за юбки которых цеплялись бледные босоногие дети.
— Что вам нужно? — нервно спросила их первая женщина, ибо боялась всех, кто стучался в ее дверь.
— Миссис Колли? — спросил Питт так тихо, чтобы не услышали прохожие, с любопытством оборачивающиеся на незнакомцев.