Питт сошел со ступеней крыльца на шумный тротуар. Воздух был теплым и тяжелым от влаги, пахло конским навозом. Он и Иннес шли рядом, Томас — вразвалку, свободно, а сержант — мелким быстрым шагом.
— Я начал опрашивать его соседей, — рассказывал далее Иннес. — Разумеется, никто ничего не видел и не знает.
— Конечно, — сухо согласился Питт. — И полагаю, никто из них не высказал сожаления по поводу его смерти.
Иннес, ухмыльнувшись, искоса взглянул на инспектора.
— Никто даже и не попытался изобразить подобие скорби. Сколько долгов могли бы оказаться списанными сами собой!
— Что, наследников нет? — удивился инспектор.
— Пока никто не объявился. — Лицо Иннеса помрачнело.
Причина перемены его настроения была ясна Томасу. Он и сам не возражал бы, если бы полиция попридержала у себя несколько листков из списка должников ростовщика, добытых во время расследования. Важное свидетельство, это верно, но стоит ли спешить докладывать о нем начальству? Если бы такой список вдруг затерялся, Томас, пожалуй, не стал бы его искать. Слишком ярки были воспоминания о голоде и холоде, гнетущей тревоге, постоянно преследующих бедняка и знакомых Питту с детства. Он знал, что такое долги, и не пожелал бы никому иметь их.
Они с Иннесом шли, минуя торговок платьем, хлебом, овощами и прочим товаром. Продавцы фруктов и овощей катили перед собой тележки, поближе к тротуару, и на все лады громко расхваливали свой товар. Торговцы вразнос, устроившись по углам, предлагали спички, шнурки, заводные игрушки и прочую мелочь. Кто-то вовсю расхваливал мятную воду, его торговля шла бойко. Торговцы газетами нараспев сообщали последние скандальные новости.
Помещение морга было мрачным. Как только полицейские открыли дверь, в нос им ударил запах карболки. Смотритель сразу же узнал Иннеса, но на Питта посмотрел с недоверием.
Сержант представил инспектора и сообщил цель их прихода.
— Значит, вы хотите взглянуть на Уимса? — сказал смотритель, с гримасой приглаживая рукой волосы, особо аккуратно поправляя светлую прядь. — Неприятное зрелище, — словоохотливо заметил он. — Чертовски неприятное. Пойдемте, джентльмены.
Повернувшись, он повел их в дальний конец здания, в зал с каменным полом и выложенными кафелем стенами, с двумя большими ваннами в конце его. Посередине зала стоял каменный стол со стоками, ведущими к канализационному люку. На стенах горели газовые рожки, в центре зала с потолка свешивалась одинокая лампа. На столе под простыней, судя по очертаниям, лежало тело.
Иннес поежился, изо всех сил стараясь, чтобы лицо не выдавало его.
— Вот и он, — весело сказал разговорчивый смотритель. — Покойный мистер Уильям Уимс. Один из тех, о ком меньше всего будут сожалеть обитатели Кларкенуэлла. — Он фыркнул. — Простите, джентльмены, ежели я сболтнул лишнего. Негоже говорить плохо об усопших, даже недостойно, да уж. — Он снова фыркнул.
Присутствие смерти, мокрый каменный стол, запах карболки и тошнотворно-приторный запах крови начинали беспокоить Питта. Он хотел как можно скорее покончить с неприятной процедурой осмотра тела.
Он, не дожидаясь, сам быстро откинул край простыни и взглянул на останки Уильяма Уимса. Это было тело крупного мужчины, уже ставшее несколько дряблым после того, как прошло окоченение мускулов, втянулся живот и ослабели мышцы ног. Но в жизни, подумал Питт, покойник, видимо, имел вполне внушительный вид.
Причина смерти предстала его взору во всей своей отвратительной достоверности. Левая часть головы была снесена выстрелом с близкого расстояния — видимо, из крупнокалиберного огнестрельного оружия, заряжавшегося, скорее всего, с дула пулями или даже металлическими осколками. Трудно было определить, как выглядел погибший, ибо с левой стороны головы не осталось ни уха, ни щеки, ни левого глаза, даже пробора в волосах. Питт не раз бывал свидетелем того, как полицейские падали в обморок от подобных зрелищ. Теперь же он и сам почувствовал, как конвульсивно среагировал его желудок. Рядом с ним шумно втянул в себя воздух сержант Иннес. Томас тут же принялся успокаивать себя тем, что смерть наступила мгновенно и на столе теперь лежит не человек, а лишь глина, из которой он слеплен, не более, — никаких страданий, никакого страха.
Он перевел взгляд на правую сторону лица, оставшуюся нетронутой. Теперь можно было представить, какими были большой широкий нос, крупный рот, зеленоватого цвета глаза под тяжелыми веками, ибо правый глаз, казалось, все еще смотрит, и в этом было что-то нечеловеческое. Неприятное лицо. Питт сознавал, что осуждать покойников несправедливо, какой бы ни была их смерть, и все же ему стало не по себе от того, что он испытывает так мало жалости к погибшему.
— Видимо, убит из ружья, — мрачно заметил Иннес. — Одного из тех старинных ружей, которые заряжаются с дула любой дрянью, даже картечью. Отвратительная работа.
Питт повернулся и посмотрел на него.
— Как я понимаю, орудие убийства не найдено?
— Нет, сэр. Во всяком случае, я так полагаю. На стене у него, правда, висит старое ружье. Может, кто-то воспользовался им, а затем снова повесил на место.
— Что означает, что убийца пришел без оружия, — раздумывая, произнес инспектор. — Что сказал врач?
— Совсем немного. Смерть наступила вчера вечером, между восьмью и двенадцатью ночи, и была мгновенной. С таким ранением долго не протянешь. Стреляли с близкого расстояния, судя по размерам комнаты.
— И, конечно, никто ничего не слышал? — с иронией спросил Питт.
— Ни единая душа, — чуть улыбнулся Иннес. — Не думаю, что соседи в чем-то нам помогут. Его не очень-то любили.
— Я еще не знал ростовщика, которого любили бы, — заметил Томас и бросил последний взгляд на бледные черты мертвеца; смотритель снова накрыл тело простыней. — Очевидно, будет вскрытие?
— Да, только не понимаю, что оно даст. — Иннес поморщился. — И без того ясно, отчего он помер.
— Кто нашел его? — спросил Питт.
— Человек, служивший у него посыльным и кем-то вроде клерка. — Иннес брезгливо сморщил нос от запаха в мертвецкой. — Если вам здесь больше ничего не надо, сэр, мы могли бы поехать на Сайрус-стрит, как вы считаете?
— Разумеется. — Томас с облегчением отошел от мокрого стола, подальше от запахов карболки и смерти.
Они поблагодарили смотрителя и поспешили поскорее выйти на свет и летнее тепло улицы, в ее грязь, шум и толчею на тротуарах, к запахам конского навоза и к бьющей через край жизни большого города. Питт продолжал расспросы.
— У него не было экономки?
— Приходящая служанка, она убирала и готовила ему пищу. — Иннес четким шагом шел рядом. — Правда, готовила только завтрак. Увидев свет в его комнате, она решила, что хозяин рано встал, поэтому спокойно приготовила завтрак и оставила, как всегда, в кухне на столе, не потревожив хозяина. Просто крикнула, что завтрак готов, и стала ждать от него ответа. Очевидно, процентщик не был особенно разговорчив, поэтому его молчание ничуть не удивило ее. — Иннес поглубже сунул руки в карманы и, чтобы обойти кучу мусора на тротуаре, сделал шаг в сторону. Погожий солнечный денек становился жарким. Сержант, прищурившись, окинул взглядом небосклон. — Ее чуть не хватил удар, когда мы сказали ей, что она готовила завтрак мертвецу. Пришлось отпаивать ее джином; понадобилось целых две порции, пока она пришла в себя.
Питт не мог сдержать улыбку.
— Она смогла рассказать вам что-либо интересное о своем хозяине?
— Тут особой любви не было, но они не спорили и не ругались, насколько нам удалось выяснить. Да она и не сказала бы нам, если бы между ними были размолвки.