Наконец они покончили с едой. Они поглядели на абсолютно пустые тарелки, потом друг на друга и рассмеялись.
— Теперь можно все убрать, — сказал Клаус.
Ингрид недоуменно взглянула на него.
— Нельзя ли приоткрыть окно? Здесь так накурено. А вы сейчас снова захотите курить.
— Сейчас сделаем, — сказал Клаус.
Он подошел к окну и распахнул его настежь, отогнал ночную бабочку, чуть было не залетевшую в комнату. Осторожным движением дотянулся до шнура выключателя и погасил свет.
Ночь была светлая и ясная. Тонкий серп месяца, казалось, качался в небе. Высыпали звезды, и свет их доходил до земли. Если долго на них глядеть, начинало рябить в глазах.
Ингрид перегнулась вниз. Аромат цветов, сладкий и опьяняющий, темные ели, словно часовые на посту, тишина, нарушаемая только стрекотаньем цикад. Она вздохнула, выпрямилась и застыла, откинув голову назад.
Клаус любовался ее волосами; он чувствовал себя легко и непринужденно. В это мгновенье из его жизни словно ушли все угрозы, убийство, телевидение, Леонгард, Кротхоф, Ева, Тереза и комиссар Хаузер. Все это было теперь очень далеко.
8
На следующее утро, когда Ингрид проснулась, солнце уже позолотило закрывавшие окно гардины и поблекшие от времени обои. Клаус, видимо, еще спит, подумала она. Она села в постели. Да, так что же произошло?
В следующую минуту она окончательно пробудилась и вспомнила все, что ее так тревожило. Она обхватила колени руками. Волосы, спутанные, нерасчесанные, лезли в глаза. Вздохнула. Следовало здорово все продумать. Параграф за параграфом — первый, второй и так далее. Не допускать никакой сентиментальности.
Итак: ей придется вернуться в город и попытаться найти другую работу.
Ингрид встала с постели и пошла в ванную, умылась холодной водой, которая смыла с нее все страхи, скверное настроение и мировую скорбь.
Она надела безрукавку, которая была на ней вчера, положила в чемодан кое-какие мелочи и собралась в путь. То, что она лишилась здесь работы, уже не казалось ей катастрофой.
Ингрид раздвинула гардины и выглянула в окно. Горы, леса и луга — идиллическая летняя картина. Внизу кто-то заводил мотор. Звук доносился из гаража, непосредственно примыкающего к дому с другой стороны. Ворота были открыты.
Ингрид забеспокоилась. Сердце начало бешено биться. Она почувствовала слабость: подгибались колени, но нельзя было позволить себе расслабиться. Она взяла себя в руки и продолжала стоять у окна, не в силах погасить улыбку.
— Привет! — крикнул снизу Клаус. — Доброе утро. Как дела?
Ей хотелось ему что-нибудь сказать, что-нибудь такое… Но ничего умного она придумать не смогла и сочла за благо промолчать, скрывая волнение. Может быть, оно пройдет.
— Что вы там делаете? — наконец спросила она.
— Готовлю машину. Я сейчас еду в город. Извини, что разбудил тебя.
— Я уже давно на ногах.
— Хочешь ехать со мной?
— Да. Подождите меня. Сейчас спущусь.
Ингрид продолжала смотреть в окно, пока закрывала его. Потом обернулась: он стоял в дверях.
— Очень любезно с вашей стороны, что вы берете меня с собой.
Он продолжал стоять, опустив руки. Она увидела, как клонится его голова, как меняется его лицо: исчезает улыбка победителя и становятся заметными круги под глазами и горькая складка у рта.
— Ах, да, — произнес он, — да… Само собой разумеется — я должен вас взять с собой. Хоть такую малость я могу для вас сделать. — Она поблагодарила его легким поклоном и внезапно почувствовала, как комок подступает к горлу. Что с ней происходит? Чего ей еще нужно? Разве она могла подумать, что он будет у ее ног?
— Чемодан, — сказал он. — Я вижу, вы уже упаковали свой чемодан. Вы спешите? Торопитесь поскорее выбраться отсюда? Да? Я думаю, вам не помешало бы немного отдохнуть, все-таки каникулы, и… Впрочем, это — глупая идея. Извините.
— Клаус… — Она хотела ему сказать, что это немыслимо, безнадежно, что надо быть благоразумными.
— Ну?
Он удивленно посмотрел на нее. Она покачала головой.
— Ничего.
Он пожал плечами.
— Вы должны меня извинить за то, что я не предлагаю вам позавтракать. Я счел за благо отпустить Терезу. Позавтракаем дорогой. Согласны?
На нем снова была кожаная куртка и свитер, уже не очень чистый. Ингрид увидела, что Клаус небрит. А он, заметив, что она разглядывает его подбородок, упрятал его под ворот.
— Ну, хорошо, — сказал он. — Поехали.
Он не брился потому, что ему не хотелось трогать бритву Леонгарда. И вообще он не любил бриться. Он спешил, как на пожар, в город, чтобы поговорить с Кротхофом.