Его подмывало извиниться перед Ингрид за свой внешний вид, но он не сделал этого. Ему было все равно. Ей, по-видимому, тоже.
Он злился. Способ, к которому Ингрид прибегла, чтобы не остаться с ним… Он ломал себе голову над этим, но ничего не мог понять. Однако он даже должен был бы ей быть благодарен за то, что получил отпор. Вместо этого он злился. Видимо, представлял себе все несколько по-другому. Он не знал как, но… по-другому.
Тереза не успела оглянуться, как они уже уехали.
Они двигались в направлении Хайдхауза, и Клаус вспомнил о Еве и подумал, что в течение последних двенадцати часов, пожалуй, ни разу и не вспоминал о ней. Теперь при мысли о Еве он испытывал неприятное чувство.
Около шоссе стояла небольшая гостиница, где они и позавтракали. У Клауса не было аппетита, и он с удивлением смотрел, как Ингрид поглощала все, что им принесли. Тогда он предложил ей положенное перед ним на блюдце яйцо всмятку — она съела и его. Он засмеялся. Ингрид тоже рассмеялась, и на какое-то мгновение ему снова стало с ней легко и все печали куда-то ушли. Но после короткой паузы прежнее настроение вернулось. Он думал о Кротхофе и о том, как нелегко будет им снова друг с другом сговориться. Он сказал себе, что ему совсем не интересно, что думает Ингрид.
Затем они сели в машину и покатили в Мюнхен. Клаус выжимал газ до отказа, и машина шла вперед на предельной скорости.
— Может, сбавить скорость? — спросил Клаус.
— Нет. Не надо.
«Чем скорее, тем лучше, — думал он. — Все в порядке». Ингрид с отсутствующим выражением лица глядела вперед.
— Где мне вас высадить? — спросил Клаус, когда они достигли окраины города.
Ингрид назвала адрес фрау Хеердеген в Швабингере.
— Я надеюсь, это не нарушит ваши планы? — добавила она.
— Что?
— То, что вы меня отвезете домой.
Вдруг Ингрид показалось, что вся суматоха, все сборы в дорогу, когда она забыла свой плащ в гардеробе у фрау Хеердеген, — все, что было только вчера, сегодня не имеет никакого значения, потому что уже сегодня она возвращается. И плащ ей не понадобился. Дождя нет. Здесь, под яркими лучами солнца все выглядело иначе. Может быть, поэтому ей показалось нелепым, что Леонгард Майнинген мертв, а у нее ничего не вышло — разве что встретила Клауса.
— Мы приехали, — затормозив, сказал Клаус.
— Уже? Я даже не заметила…
— Не было никакой необходимости ехать со мной. Вы могли остаться там, где были.
Ингрид покачала головой.
— Так лучше. Правда. Я думаю…
— Прекрасно.
— Итак, до свидания. И большое спасибо, что вы меня довезли до места.
Он принужденно рассмеялся.
— Машина, по совести говоря, еще мне не принадлежит, если смотреть с юридической точки зрения. Или как?
— Она отойдет к вам по завещанию.
— Именно. Весьма вероятно, что она станет моей… Но я как-то неудобно себя чувствую при одной мысли о завещании… Н-да… Я возьму ваш багаж… — Он вышел из машины, обошел ее кругом, открыл снаружи противоположную дверцу и выпустил Ингрид.
— Благодарю.
— Тут ваш чемодан. Может, вам помочь? Я в этом теперь хорошо натренирован.
— Нет необходимости. Здесь недалеко. Будьте здоровы!
— Даже без рукопожатия?
— Нет, почему же?
Ингрид поставила чемодан на землю и подала Клаусу руку. Она чувствовала всю нелепость этой пустой формальности, словно ничего вчера не произошло, ничто их не связывало и через несколько минут они будут чужими друг для друга.
— До свидания, — сказала Ингрид.
— Надеюсь. Во всяком случае, всего хорошего!
Они постояли какое-то время, глядя друг на друга, решив про себя, что это выглядит довольно смешно. Ингрид круто повернулась и открыла входную дверь. Затхлый запах повседневности ударил ей в нос.
9
Леммляйн приветствовала Клауса как блудного сына, вернувшегося в отчий дом.
— Герр Майнинген! — воскликнула она, и в голосе ее даже прозвучали материнские нотки. — Где вы пропали со вчерашнего дня? Я пыталась до вас дозвониться, но вас не было дома…
Клаус вздохнул с облегчением, когда вновь появился в родном для него «Космо-Теле», в знакомой обстановке, в привычном микроклимате. Хорошенькие стенографистки с дерзкими глазами и в еще более дерзких мини-юбках приветствовали его, когда он проходил по коридору. Здесь было хозяйство Леммляйн: постоянно звонящий телефон, жужжание, стрекот и зуммер телетайпа; места в гостинице, прослушивания, рукописи, сроки, программы — за все она отвечала… Привычный шум, привычная суета, привычные разговоры. Это телевидение, сегодняшний день, современность — и это хорошо. Хорошо было опять во все это окунуться.