– Что ж… Мисс Холланд может навестить меня.
– Очень хорошо, – отозвалась служанка и исчезла в дверном проеме из красного дерева.
Пенелопа осмотрелась по сторонам и в который раз отметила, что комнаты в ее доме были намного лучше, чем комнаты в доме Холландов. Слабое утешение, конечно, но все-таки… И хорошо, что матушка здесь, хоть и поглощена беседой с архитектором. Это заставит Пенелопу держать себя в руках и не позволит ей повыдергивать блеклые кудри соперницы и выцарапать глаза. Платье, что было сейчас на Пенелопе, очень ей шло – глубокий вырез подчеркивал безупречную грудь, изящный ворот украшен крошечными волнами, вышитыми золотыми нитями. Девушка подошла к псу, который калачиком свернулся в золотой корзинке, выстланной пурпурным бархатом, взяла его на руки и, прижав к груди, угрюмо прошлась по комнате.
Она услышала объявление о приходе гостьи, включавшее громкое и торжественное провозглашение ее ужасно неблагозвучного имени: мисс Элизабет Холланд. Пенелопу передергивало от одного только звучания… Она зарылась носом в черную шерсть Разбойника и, закрыв глаза, слушала робкие шаги Элизабет по прекрасному паркету Хейзов. Когда гостья приблизилась настолько, что слышно было ее прерывистое дыхание, Пенелопа заставила себя поднять голову и встретилась с ней глазами.
– Пенелопа… – Губы Элизабет дрожали.
Мисс Хейз, прищурив глаза, уставилась на гостью, одетую в платье из золотистого шелка. Воцарилось тяжелое молчание.
– Что? Ты проехала полгорода и не смогла придумать, что сказать?
– Нет, я… я так много должна тебе сказать. Мне так стыдно за тот вечер, и…
– Очень трогательно, – перебила ее Пенелопа, – что ты мне все это говоришь.
Она посмотрела мимо бывшей подруги и увидела, как мать с наигранной радостью встречает Аву Астор, невестку той самой миссис Астор, своей новой подруги.
Элизабет побледнела.
– Нет, нет, все совсем не так! Я понятия не имела, что ты влюблена в Генри Шунмейкера. Ты никогда мне не говорила. Пенелопа, ты должна мне поверить, я очень, очень сожалею о том, что произошло.
Пенелопа фыркнула и демонстративно отвернулась от Элизабет. Правда, перед этим она не удержалась и кинула пару взглядов на огромный алмаз, красовавшийся на левой руке подруги. Бывшей подруги…
– Все равно, я знаю его гораздо лучше, чем ты! Уверяю тебя, Элизабет, миленького любовного романчика у вас не получится.
– Пенелопа, – Элизабет дотронулась до руки подруги, которую та тут же отдернула. – Я не могу объяснить все сейчас, но ты должна мне поверить: я не давала Генри никаких поводов! И когда он сделал предложение, я была вынуждена согласиться. Клянусь, я когда-нибудь объясню тебе все!
Пенелопа посмотрела на умоляющее лицо подруги, еле сдерживавшей слезы, и внезапно поняла, что Элизабет не хочет выходить за Генри Шунмейкера. Это не имело для Пенелопы почти никакого значения, так как она уже пять дней была совершенно разбита и почти физически больна от мысли, что потеряла его. Но было совершенно очевидно, что Элизабет нисколько не злорадствует и не смеется над ней. Кажется, она и вправду несчастна. К тому же с синяками под глазами, изможденная и явно невыспавшаяся. Все это хоть немного да утешило Пенелопу.
Она посмотрела на Элизабет уже куда более мягким взглядом и начала медленно прохаживаться вдоль стены, скрестив перед собой руки.
– Ты меня унизила, – с горечью произнесла она.
– Я знаю, Пенелопа, но я не хотела этого!
– Они все смеялись надо мной, – она горестно всхлипнула, – Это было ужасно! И все из-за тебя.
– Знаю. Я не могу даже выразить, как мне жаль…
– И ты ничего не сказала. Ничего. Просто молча стояла, будто ничего не произошло. Выслушав мою историю, ты могла хотя бы предупредить меня, но не сказала ни слова. Как ты могла так поступить?
Элизабет принялась теребить вышитый край своей золотистой накидки.
– Пенелопа, я просто лишилась дара речи, иначе бы я… – Она запнулась на мгновение, и это придало Пенелопе уверенности. Ее голос становился все громче и выразительнее.
– Можешь представить, чего мне стоило твое молчание? – Пенелопа поднесла руку к лицу и скорбно покачала головой, пытаясь за маской раненой обиженной жертвы спрятать свою злость.
Элизабет вновь опустила глаза и до боли прикусила губу.
– Нет, наверное, не могу– Элизабет заметила, что скоро испортит накидку, выдернув из нее все нитки, и усилием воли сцепила руки. Потом улыбнулась, пытаясь изобразить радость, – Но только подумай: ты сможешь еще встречаться и флиртовать с множеством разных интересных мужчин, а мне придется навсегда выйти замуж за одного, да к тому же нелюбимого. А ты еще сможешь влюбиться, и не один раз!