– Лина, который час? – спросила она, с тревогой думая о том, где сейчас возлюбленный. Может быть, он еще не уехал…
– Восемь часов, мисс Холланд, – скороговоркой ответила Лина, и сердце ее тоскливо сжалось.
Конечно же, Вилл посвятил ее в свои планы. И разумеется, он уже ушел. Пробило восемь часов, и последний поезд с Центрального вокзала уже должен был отправиться. Лина так яростно дернула за завязки корсета, что Элизабет чуть не задохнулась.
– Ведь мистер Шунмейкер будет сопровождать вас на этот вечер? – спросила Лина, заканчивая затягивать корсет.
– Нет, мы встречаемся уже в отеле, так как Генри пришлось задержаться на «Элизиан», – автоматически ответила Элизабет. Небрежно написанное послание час назад принес слуга, которому пришлось для этого прорываться через толпу на Ист-Ривер. И хотя по реакции матери она поняла, что должна расстроиться от такого поворота событий, ей было совершенно все равно, – Так называется яхта Шунмейкеров, – добавила девушка таким же бесцветным голосом. – Она участвовала в параде в честь адмирала Дьюи.
Элизабет стояла перед зеркалом и ждала, когда Лина поможет ей надеть платье, как вдруг с улицы раздался какой-то гул. Даже в этом спокойном районе вокруг парка в вечерние часы становилось по-праздничному шумно. С Бродвея доносились грохот салюта и крики собравшихся, звуки сталкивавшихся повозок и топот солдат. Элизабет же сейчас любой шум напоминал об отправлении поезда.
– Это просто солдаты, мисс, не беспокойтесь, – сказала Лина, возвращаясь с платьем.
Что-то в ее услужливости раздражало Элизабет.
– С чего это ты стала такой разговорчивой? – пробормотала она.
– Простите, я просто…
– Это ты меня прости, Лина, – быстро ответила Элизабет. Она попыталась улыбнуться служанке и напомнила себе, что бедная девушка тоже по-своему любит Вилла и когда-то они были друзьями. Она припомнила, как Лина всегда крутилась вокруг него, когда они играли все вместе и были озорной маленькой троицей. До того, как все стало сложным и запутанным, до того, как Элизабет осознала глубину своих чувств к Виллу Ей пришло в голову, что Лина тоже могла знать о его отъезде, что она тоже могла грустить, – Прости, я не хотела тебя обидеть. Думаю, я просто нервничаю из-за сегодняшней встречи с Генри.
Лина понимающе кивнула и вернулась к своему привычному молчанию, помогая Элизабет с платьем. Оно сидело превосходно, украшенный жемчугом лиф выгодою подчеркивал тонкую талию. Увидев себя в платье, Элизабет вдруг подумала, что будь она храбрее и сделай то, о чем просил Вилл, то никогда, не носила бы больше таких одежд. На мгновение она возненавидела все эти шелка, жемчуг, золото и даже саму себя – за то, что так легко продалась, что переступила через свою любовь. Конечно, было много причин выйти замуж за Генри, но в тот момент ненависти к себе ей казалось, что она продалась всего лишь за цену этого вечернего наряда. Элизабет с трудом сдерживала рыдания, по не могла расплакаться при Лине, которая как раз сидела перед ней на корточках и помогала надеть туфли на высоких каблуках.
– Ты готова? – В комнату вошла Диана.
Ее платье было более простым, чем у Элизабет, но смотрелось на девушке великолепно: с короткими рукавами, изящным вырезом в форме сердечка и пышной сиреневой юбкой, шлейфом скользившей по полу. Широкий пояс великолепно подчеркивал изящную фигуру.
Элизабет знала, что наряд сестры перешит из старого платья, – Холланды могли позволить себе одежду только для одной дочери. Но Диана выглядела такой прелестной, что Элизабет невольно улыбнулась, радуясь за сестру. По крайней мере, хоть одна из них была счастлива…
– Да, почти, – Элизабет пыталась выглядеть уверенной и спокойной, несмотря на подступающие слезы и разрывающую сердце тоску.
Она еще раз посмотрела в зеркало и постаралась улыбнуться, а затем, взяв сестру за руку, повела на первый этаж. Она бы поблагодарила Лину или как-то еще выразила ей признательность, если бы все ее мысли не были сосредоточены на отъезде Вилла.
Когда сестры оказались в фойе, мать уже ждала их, облаченная в свой обычный черный цвет. Она с явным удовольствием посмотрела на прекрасно одетых улыбающихся дочерей и отметила, что весьма довольна их внешним видом. Даже нежные щеки Дианы раскраснелись от какого-то счастливого ожидания. Элизабет кивнула матери, изо всех сил стараясь сохранять свой обычный невозмутимый вид.