И потом, деньги. Двести пятьдесят тысяч долларов за роль Мелиссы в «Признать виновной», гонорар за телерекламу от «Парфюм Амор», поступавший на ее счет, и постоянное участие в рекламах на телевидении; пять тысяч за разворот в фотожурналах, если ее это интересовало. Как будто могло быть иначе. Она ухватилась бы за все сразу, если бы ее не сдерживал Уилл, заставляя не терять уравновешенности и хладнокровия. Хладнокровие, подумала Клементина, это для сезонных агентов и Катарины Хепберн, не испытавших страха маленькой актрисы, ждущей, когда ей улыбнется счастье.
И все-таки все шло по плану. Но когда Уилл предложил ей купить дом и обосноваться, например, на Голливудских Холмах, где они жили с Меган, или вверху на Милхолланд-Аилсе, Клементина запаниковала. Ей надо снимать напряжение, считал он, и вид прекрасных живописных мест идеально подходил для этого. Особую прелесть этих мест составляла их художественность, таинственность и веселость.
Хотя Клементина приняла совет Уилла, мысль купить дом и вписаться в рамки определенного образа жизни вызывала у нее дрожь, У нее были деньга, у нее была слава, но она не могла сказать, что счастлива. Целая половина ее личности потеряна, и она даже не знала, сможет ли когда-нибудь отыскать ее здесь, в Лос-Анджелесе, где внешность значила так много. Всю энергию ей пришлось направить на внешний вид, вместо того чтобы изучать свою сущность так, как надо, если она хотела снова почувствовать себя нормальной.
Обзаведясь домом, остепенившись, она окончательно решит свою судьбу. Клементина знала, что это бессмысленно, но она верила, что если купит дом и вселиться в него, то навсегда останется постоянной и неизменной. Это будет Клементина Монтгомери такая, какой она была в пору успеха, и такой она останется на всю жизнь. Именно это и пугало ее до смерти.
Желание измениться росло день ото дня. Она не может продолжать жить, если половина ее мертва. У нее есть успех, о котором она мечтала. Но он не сделал ее счастливой по-настоящему. Она по-прежнему просыпалась одинокой. Ее по-прежнему мучили кошмары. Клементина по-прежнему чувствовала себя не такой, как все, отрезанной от жизни, и ненавидела это чувство.
Девять месяцев со дня премьеры «Признать виновной»; девять месяцев с тех пор, как она видела Джексона. Клементина старалась не думать о нем. Сначала ей это удавалось удивительно хорошо. Ей приходилось так часто появляться на публике в связи с фильмом, что она почти всегда была занята. Шло время, а воспоминания, вместо того, чтобы изгладиться, становились все сильнее, как хорошее вино. Она могла представить каждую его черточку, каждое движение, как будто он стоял прямо перед ней: темные волосы, зеленые глаза, сильное тело, большие, но утонченные руки художника. Если у нее выпадала днем свободная минута, Клементина гадала, что он сейчас делает, как продвигается его живопись, постарался ли он что-нибудь продать или удалось ли ему привлечь внимание какой-нибудь галереи к своим работам. Она хотела знать, с кем он встречается и думает ли когда-нибудь о ней.
Раньше Алекс обычно держала Меган в курсе дел Джексона, а Меган передавала новости Клементине, добавляя собственные эмоции и выводы. Но после того, как Клементина рассказала ей о ночи на пляже с Джексоном, откровения прекратились. Меган ни слова не говорила о звонках Алекс. Ни слова о том, любила ли она еще Джексона. Ни единого слова. Хотя, казалось, в то же время, Меган не ревновала. Она сказала, что понимает, что Клементине просто хотелось получить удовольствие от принадлежавшего ей вечера, а Джексон оказался под рукой… и спасибо, что рассказала ей.
Клементина думала, что тем дело и кончится, но вместо этого, совершенно безобидная ночь с Джексоном стала причиной разрыва между ней и Меган. Не явного, о нем не было сказано вслух ни слова, но в то же время совершенно непреодолимого. Меган жила, как и раньше – работала в магазинчике, читала по просьбе Клементины некоторые сценарии и высказывала свое мнение, встречалась с Джо – но всегда держалась на шаг вне досягаемости Клементины. Казалось, что она боится упоминать имя Джексона, как будто одно его имя способно было зажечь интерес Клементины и воодушевить ее на связь с Джексоном.
Клементина испытывала неловкость от того, что происходило между ними. Меган являлась единственной константой в ее жизни, связующим звеном между детством и настоящим, постоянно рядом, в соседней комнате, если Клементине хотелось увидеть ее. Не обращая внимания на собственные проблемы, Меган всегда охотно выслушивала Клементину, поддерживала ее, уверяла, что в один прекрасный день она снова станет нормальной. Сейчас, однако, любая и всякая двусмысленная тема разговора или избегалась, или становилась прелюдией к ссоре. Они могли разговаривать лишь о простых вещах: о погоде, о статьях в юмористическом журнале. Они боялись прямо и открыто смотреть друг другу в глаза, как будто у каждой были страшные секреты.
Хлопнула входная, дверь, и Клементина услышала, как Меган идет через дом. Она провела еще один день с Джо. Они встречались время от времени, но ничего серьезного не происходило. Клементина никогда не видела столь идеальной пары. Одинаковые интересы, схожие характеры и явное уважение и любовь друг к другу. Но Меган не могла избавиться от прошлого, не могла преодолеть горестное чувство обиды и потери. Не могла забыть Джексона. Клементина начинала сомневаться, что она вообще справится с этим.
Меган открыла настежь стеклянную дверь и вышла во дворик.
– Здесь можно свариться, – заметила она, – ты заработаешь рак кожи.
– Нет, я слежу, чтобы не «переборщить». И мне не так уж и жарко.
Меган взглянула на капельки пота, выступившие на плоском, как камень, животе Клементины и покачала головой:
– Делай, что хочешь, но для меня здесь слишком жарко.
– Подожди минутку, Мег, – остановила Клементина, поворачиваясь к ней, – я хочу поговорить с тобой.
Меган села на стул напротив подруги и вытерла лоб. Она уже вспотела.
– Как прошло свидание? – спросила Клементина.
– Прекрасно. Но это было не свидание. Джо и я просто сходили в кино.
– Что вы смотрели?
– Какая разница? – голос Меган звучал раздраженно и натянуто, и Клементина откинулась на спинку стула.
– Извини. Я только полюбопытствовала.
Меган закрыла глаза, отворачивая лицо от солнца.
– Ничего, ты тоже прости меня. Полагаю, это просто защитный рефлекс. Все хотят, чтобы у нас с Джо начался великий любовный роман, но я не могу. Он нравится мне. Он замечательный. Но я отношусь к нему, как к другу.
Клементина встала и взяла со стола полотенце, вытерла вспотевшую шею.
– Я понимаю твои чувства. Но мы с Алекс хотим лишь видеть тебя счастливой. Прошло так много времени после Джексона, а Джо, кажется, именно тот, кто тебе нужен.
– Ты думаешь, я не знаю, сколько прошло времени? – Меган встала, направляясь к двери. – Страдает и испытывает боль не кто иной, как я. И я прекрасно знаю, как мы похожи с Джо, как безупречно подошли бы друг другу. Вы двое достаточно долго вбивали мне это в голову.
Клементина прислонилась к столику, не поднимая глаз от земли:
– Мы только старались помочь.
– А теперь прекратите стараться. Каждый день тебе приходится говорить мне, какой Джо добрый, какой заботливый, как сильно он хочет, чтобы наши отношения шли вперед, весь этот вздор. Но, черт побери, речь идет о моем сердце, о моей жизни. Я делаю выбор. Что я могу поделать, если я все еще люблю Джексона? Я люблю его, я всегда буду любить его. Я не знаю, почему, но люблю. Я не могу быть совершенной и сильной, как ты с Алекс, и мне очень хотелось бы, чтобы вы прекратили стараться перекроить меня на свой лад.
Она бросилась в дом, с треском захлопнув за собой дверь. Клементина прикрыла лицо полотенцем. Ее не обидела вспышка Меган. Гнев всегда лучше, чем молчание. И, честно говоря, она понемногу привыкла к сценам, подобным этой. Хотя Меган нравилось думать, что она слабая и всегда будет такой, Клементина видела, как за последние несколько месяцев характер ее стал тверже. Процесс шел медленно, со многими задержками, но, мало-помалу, Меган научилась постоять за себя. Это чертовски раздражало, но служило хорошим знаком.