Клементина остановилась на обочине и вышла из взятого напрокат Бьюика, потом долго изучала пристальным взглядом дом. Более десяти лет назад она ненавидела сам вид разросшихся зеленых изгородей и расколотую черепицу. Возможно, время смягчило уродство дома, или с возрастом к ней пришла мудрость не судить все по стандартам совершенства, но сейчас Клементина нашла дом очаровательным. Несовершенство придавало ему характер и индивидуальность. Даже если бы здесь и не жили ее мать с отчимом, она все равно взглянула бы на дом, вообразила бы людей внутри, как они там работают, играют, удирают. Когда она представила свой дом в Малибу с его штукатуркой без единой трещинки, окрашенными окнами и подобранными под окраску цветами, за которыми ухаживал приходящий три раза в неделю садовник, то увидела только четыре стены.
Клементина большими шагами прошла по дорожке и без стука открыла входную дверь.
– Мама, это я – Клемми.
Анжела вышла из кухни, с фартуком, завязанным на широкой талии, и улыбкой во весь рот. Она крепко прижала к себе Клементину.
– Я так рада, что ты здесь. Ты даже не знаешь, как сильно я скучала по тебе.
Клементина немного подалась назад и посмотрела на мать. Светлые волосы как всегда причесаны просто и скромно, словно противные сорняки, появились седые прядки. Морщинки стали более выраженными, а на руках, обнимавших Клементину, болталась дряблая кожа. Но Клементина подумала, что она выглядит замечательно, именно так, как должна выглядеть мама.
– Я тоже скучала по тебе, мама, – сказала она искренне и серьезно. Аромат жареного мяса доносился из кухни.
– Ты ведь останешься пообедать, правда? – спросила Анжела. – Джон обрадуется, увидев тебя.
В последнем Клементина сомневалась, но, тем не менее, приняла приглашение. Ей так хотелось поговорить с кем-нибудь, кто мог бы беспристрастно выслушать ее. Меган, конечно, почувствовала бы себя обиженной и испытала бы ревность, Алекс отнеслась бы критически. Этим утром, когда она не отрывала глаз от телефона и знала, что не сможет позвонить ни одной из них, она впервые осознала, что их дружба имеет предел. Это открытие одновременно и удивило и ранило ее. Она считала, что они какие-то другие, невосприимчивые к ограничениям, с которыми сталкивается большинство других друзей. Клементина с печалью поняла, что они втроем всего лишь люди, со всеми человеческими недостатками, которыми управляют зависть и всякие чувства.
Тогда она подумала, что нет никого больше, к кому бы она могла обратиться, но вдруг с радостью вспомнила, что у нее есть мать.
Она никогда не доверялась Анжеле, как дочь матери, будучи подростком; но последние годы, проведенные вдали друг от друга, поставили их в более равное положение – женщина – женщине. Клементина отложила на день отъезд в Лос-Анджелес и узнала у Анжелы, можно ли ей заглянуть.
Они сидели за столом в кухне. Это был все тот же стол с глубокой царапиной в центре и одной ножкой короче остальных, но на стульях появились новые сиденья в цветочек.
Анжела налила по чашке кофе и внимательно посмотрела на дочь.
– Я не могу даже передать словами, как я горжусь тобой, – сказала она. – Я смотрела «Признать виновной», наверное, раз десять. Вся округа говорила о фильме, когда он шел. К нам никогда раньше не заходило столько людей. Они все хотели знать, как ты это сделала, где ты начинала, все о тебе. И все говорили, что всегда знали, что ты добьешься своего, но это уже явная чушь.
Клементина рассмеялась и провела пальцами по царапине на столе. Она казалась такой хорошей на ощупь, знакомой с самого детства. Она могла закрыть глаза и найти каждую вмятинку, точно знала, где она начинается и кончается. Было так хорошо снова почувствовать себя дома. Несмотря на неприятные воспоминания, последнюю ссору с Джоном, легкость, с которой она ушла, это место все-таки было ее домом. Бальзам времени заставил забыть все плохое.
– Мама, мне нужно поговорить с тобой.
– Я знаю. Я еще раньше поняла это по твоему голосу.
– Правда.
– Конечно. Прошло очень много времени с тех пор, как мы разговаривали в последний раз, но я все-таки твоя мать.
Клементина встала и подошла к окну. Снаружи небольшой дворик зарос буйными сорняками, цветами и кустами. Черная кошка металась за кустарником.
– Его зовут Джексон, – сказала она, закрывая глаза. В восемь часов вчера вечером Джексон зашел за ней в «Хайтт Редженси», чтобы идти на открытие выставки. Он постучал в дверь и вошел в комнату, одетый в белый смокинг, затмив образ, который она рисовала, находясь вдали от него. Его темные волосы были длиннее, чем она помнила их, концы свободными локонами касались плеч. Глаза стали зеленее, похожими на бирюзу, и еще более пронизывающими. Когда он улыбнулся, довольный и счастливый, что снова видит ее, Клементине показалось невозможным, что она когда-то противилась этому обаянию.
– Привет, – нежно сказал Джексон, не сделав и шага от двери, а просто внимательно глядя на нее. На Клементине было узкое черное платье с блестками, расходившееся сбоку на одной ноге и тремя складками спадающее на пол.
– Привет, – ответила она, испугавшись что-то добавить.
Джексон сделал шаг в ее направлении, и сердце Клементины громко застучало.
– Бог мой, как приятно видеть тебя, – почти шепотом произнес Джексон, но шепот этот обладал достаточной силой, чтобы приковать ее к месту.
Ей надо было что-то сделать, сдвинуться, разрядить атмосферу, пошутить. Но она стояла как вкопанная. Джексон сделал еще один шаг, так что теперь стоял буквально в десятке сантиметров от нее.
Их глаза встретились и, как всегда, замерли, как будто ни один из них не мог смотреть на что-то еще, если другой был в комнате. Клементине стало интересно, поцелует ли он ее или прикоснется к ней, или скажет, чтобы она забыла про Метан. В тот момент она сделала бы все, что угодно. Легко, без всякого страха. Его присутствие лишало ее власти и силы. Но он только улыбнулся.
– Пойдем? – спросил Джексон, протягивая руку. – Я не хочу опаздывать. На этой выставке я – главная приманка.
Клементина скрыла разочарование за улыбкой. О чем она думает? Один взгляд на Джексона – и она готова сбросить свою броню и рискнуть оживить воспоминания о Нем. Клементина вскинула подбородок и призвала все свои резервы осторожности. В конце концов, только одна ночь, а потом она вернется домой, к Меган, и жизнь пойдет по плану.
– Клемми.
Клементина обернулась на звук голоса матери, потом подошла к столу и села. Анжела протянула к ней руку, И Клементина сжала ее.
– Ты любишь его? – спросила Анжела.
Клементина опустила голову. Несколько слезинок скатились по ее щекам, но она не сделала и попытки смахнуть их.
– Все гораздо сложнее, – ответила она.
– Что может быть сложнее любви?
– Я. Слишком многое произошло за это время. Годы одиночества заставили меня бояться. Похоже, что я забыла, как поступать. Я не верю, что я смогу… быть с ним.
Прежде, чем заговорить, Анжела долго смотрела на дочь. Потом сказала:
– Ну что ж, очевидно, еще есть шанс. Иначе ты не была бы такой несчастной.
Клементина закрыла глаза, вспоминая ту ночь в переулке. Иногда она казалась такой далекой, утратившей всякие последствия, а потом вдруг перед ней возникало Его лицо, как всегда вселяющее ужас. Нормальна ли она? Может быть, если бы она дала выход в самом начале, пошла бы к консультанту, сошлась с мужчиной, все равно, с каким, страх не затвердел бы в ней, не превратился бы в неотъемлемую часть ее сознания. Но она ничего этого не сделала. Никто не потрудился заставить ее сделать это.
– Даже если бы я и была другой, – наконец, снова заговорила она, – ничего не изменилось бы. Он – бывший муж Меган.
Анжела встала и открыла дверцу духовки. Она помешала овощи вокруг жаркого и полила мясо соусом. Потом снова села напротив Клементины.