Через несколько минут Джо спустился вниз, одетый в джинсы и свитер. Меган улыбнулась, испытывая удовлетворение от его привлекательности, точно также как при виде хорошеньких младенцев. За последний год он стал полностью самим собой. Он уже не смотрелся неуклюжим в костюме, хотя в его работе в средней школе и частных уроках он ему редко был нужен. Джо отпустил волосы, и они касались шеи и копной падали на лоб. Одежда его казалась немного мятой, как будто он слишком рано вытаскивал ее из сушки, а глаза всегда были нежными, мягкими, обращенными к ней, когда Меган нуждалась в его внимании, и обращенными в сторону, когда ей хотелось побыть в одиночестве. Сейчас он стал полностью прежним Джо. И снова она хотела знать – почему не любит его.
– Кофе готов, – произнесла Меган.
Он пошел следом за ней. Она внесла поднос с кофейником и чашками в гостиную, налила по чашке кофе и села на огромный современный белый стул напротив Джо.
Джо выглянул в окно, как делал каждый, кто приходил к ним впервые. Океан сверкал бело-голубыми красками, а у горизонта китобойная шхуна направлялась на север, в Санта-Барбару.
– Ты хочешь о чем-то поговорить? – спросил Джо, не глядя на нее.
Меган сделала глоток кофе и, найдя его слишком горячим, поставила на столик. Обводя взглядом комнату, она на секунду-две задержала внимание на каждом мексиканском гобелене, на белом кирпичном камине, на современной, в стиле Средиземноморья, мебели, и, в конце концов, снова остановила взгляд на профиле Джо. Он был единственным во всем доме человеком, дарившим ей чувство уюта и надежности.
– Все о том же, – сказала она.
Джо кивнул и посмотрел на нее.
– Ах, да. Дай-ка подумать. Ты по-прежнему заходишься по Джексону, и сходишь с ума из-за того, что Клементина уехала на открытие его выставки, не сказав тебе, и тебе пришлось узнать об этом по фотографии в газете. Алекс каждую неделю звонит, чтобы похвастаться, как сказочно идет ее карьера. Клементина только что получила еще одну ведущую роль. Люди относятся к ней, как к какой-то богине, пронзительно верещат, завидев ее и просят дать автограф. И, вдруг ты, по-прежнему, непримечательная, маленькая, старая Меган. Ну как, исчерпывающие сведения?
Меган улыбнулась, взволнованная его способностью выставлять проблемы, которые она считала важными, в смешном свете, недостойным даже, чтобы тратить на них время.
– Да, вполне.
Джо отхлебнул кофе и уселся на плюшевую тахту.
– Я рассказывал тебе когда-нибудь о том, что чувствовал к Алекс, когда был маленьким?
Меган покачала головой:
– Не так много, как мне хотелось бы услышать.
– Временами я ненавидел ее, – сказала Джо, уставясь куда-то в пространство поверх головы Меган. – Я ненавидел ее за красоту и шик. Выдержку. Смелость. Я до смерти боялся потерпеть неудачу, удариться, причинить себе боль, зайти слишком далеко, и тогда Алекс мчалась мимо меня, закрыв глаза, не глядя, куда идет и совершенно не заботясь, чем это закончиться.
– Алекс невероятна, – прошептала Меган.
Джо протянул руку и Меган села рядом с ним на тахту.
– Ты тоже жила в ее тени, – добавил он. – А потом появилась Клементина. Такая сильная, жизнерадостная, потрясающая, и казалось, что они забивают тебя со всех сторон, забирая последние кусочки твоей индивидуальности, которые ты считала особенными.
– Но они мои лучшие подруги, – возразила Меган. – Я люблю их. Я ненавижу себя за то, что желаю им несчастья.
– Конечно. И я люблю Алекс. Я люблю ее всем сердцем. Но я знаю, что мне надо найти свою собственную особенность, что-то, что выделяло бы меня из толпы, так что я мог бы жить по-своему и гордиться своим совершенством. Я далек от Алекс на целую галактику, но мне нужно было оказаться в центре внимания, хотя бы на одну-две минуты.
– И ты нашел музыку, – задумчиво произнесла Меган.
– Да. Я нашел музыку. И вдруг стало совершенно неважно, что Алекс умнее, и что у нее больше друзей, и она способна рассмешить любого. Потому что, когда люди видели меня, они говорили: «О да, Джо Холмс. Тот, что играет на пианино» Я имел что-то свое.
– Это чудесно, Джо, – сказала Меган. Она откинулась на толстые диванные подушки, настолько громадные, что казалось они проглотят ее. – Но я не вижу, чем это поможет мне.
– Тебе нужно сосредоточиться на том, что сделает тебя особенной, вместо того, чтобы жить за блестящей карьерой Алекс и красотой и славой Клементины.
Меган встала и подошла к камину, потом круто обернулась.
– А что у меня есть? Я живу в этом мавзолее, потому что его купила Клементина, я боюсь жить одна, самостоятельно. У меня есть работа в лавчонке, которую, между прочим, я люблю, но все думают, что мне следует добиться большего – постараться скинуть шефа, или открыть свой собственный магазин, или еще что-то. Никто даже не остановится на минутку и не подумает, что я могу быть счастливой, делая то, что делаю. Никому и в голову не приходит, что, возможно, есть что-то другое, чего я хочу.
После минутной паузы Джо выпрямился:
– И чего же ты хочешь?
Меган опустила взгляд на руки, сжатые в кулаки. Она разжала их и прислонилась к прохладной стене.
– Я знаю, что ничего этого мне не нужно, – ответила она, обводя рукой комнату. – Мне не нужен сияющий чистотой дом на пляже. Здесь я даже не могу пройти по улице, не тревожась, нет ли прорехи в спортивных штанах и в порядке ли прическа.
Джо рассмеялся, и Меган вернулась на тахту.
– Мне не нужна скоростная карьера, как у Алекс. Чтобы она не говорила, я знаю, что она не всегда счастлива. У нее есть глаза. Она видит пустую подушку по ночам. И она не сходит с ума от удовольствия сидеть в одиночестве в кино и готовить себе одной. И мне не нужна слава, как у Клементины. У нее есть все, что только можно купить за деньги, и все же я слышу, как она плачет по ночам. Точно так же, как и я, такая же одинокая, как и я.
Она прислонилась головой к плечу Джо: знакомое ощущение его тела, запаха и мягкого шерстяного свитера успокоило ее. Она закрыла глаза.
– Я просто хочу счастливой жизни. Я хочу снова выйти замуж. Я хочу мужа, который любил бы меня больше всего на свете. Я хочу детей. Я хочу ходить на собрания Учительско-родительской ассоциации. Я хочу лагерных поездок, лимонада, Бой-Скаутов. Ни одно из этих желаний не сделает меня какой-то особенной.
Джо положил руку на ее плечи и прижал к себе.
– Вот где ты ошибаешься, Мег, – прошептал он. – Они сделают тебя очень особенной. Когда говорят об Алекс, скажут «финансовый кудесник». А о Клементине скажут «знаменитость». Но когда заговорят о тебе, скажут так «Меган женщина, которая знает, что действительно важно в этом мире».
Меган улыбнулась и взглянула на него. Глаза Джо были теплыми, она почувствовала на своей щеке его дыхание. Она никогда не была раньше так близко от него, а если и была, то лишь краткое мгновение, когда наклонялась запечатлеть целомудренный поцелуй. А сейчас он был рядом, и она не чувствовала ни дрожи, ни страха. Не было также и бешено колотящегося стука сердца, как с Тони и Джексоном, но Меган сомневалась, что когда-нибудь вновь захочет испытать подобное.
Она поднесла руку к его щеке.
– Пожалуйста, поцелуй меня, Джо.
Он улыбнулся, прежде чем его губы коснулись ее, потом исчезла все, кроме его нежности, сшивающей разорванные швы ее сердца.
А в это время Клементина сидела в углу небольшой комнаты, позади группы женщин. Шарф на голове и темные очки скрывали ее лицо. Она не отнимала рук от живота, борясь с подступающей тошнотой и отвращением. Она сильно дрожала, слушая рассказы женщин.
– Но именно процесс, после всего, что произошло, был самым ужасным, – сказала одна женщина по имени Марджи. – Полицейские не имели никакого представления о том, что я пережила. Один из них даже сделал замечание о моей одежде, мол, что на мне было одето, как будто то, что я носила, имело отношение к этому.
– Они снова насилуют тебя, – заметила Санди, девушка лет пятнадцати-шестнадцати. Они засовывают в тебя свои инструменты, желая убедиться, что ты говоришь правду. Они задают все эти вопросы, стараясь запутать, уличить во лжи, как будто это ты совершила преступление.