— Не совсем. Это может показаться чрезмерным, но я жду, что завтра вы явитесь в Фарензе-Хаус и расскажете мне обо всем лично. Не стоит ничего писать.
— У меня есть работа, милорд. Но я смею надеяться, что, если хорошо попрошу, его светлость отпустит меня на часок-другой подышать свежим воздухом, — ответил Кольм со смирением, которое пристало настоящему мистеру Картеру, желавшему лишь одного — покончить с этой нелепой ситуацией и отправиться в постель.
— Будет тебе, папа. Оставь беднягу в покое. Не забудь, что человек, на которого глаза бы мои не смотрели, возможно, уже вернулся в бальный зал и распускает слухи. — Мисс Уинтерли бросила страдальческий взгляд в сторону бального зала.
— Дернли не настолько глуп, а тому, о ком ты говоришь, я уже разбил в кровь лицо. Не думаю, что он станет что-нибудь говорить, если не хочет признаться в том, что получил отпор от девушки, которую намеревался взять силой, а потом был побит ее взбешенным отцом, — преспокойно добавил лорд Фарензе.
Кольм застыл на месте. Он наконец понял, почему мисс Уинтерли пришла сюда зашивать свое платье. Какой же он глупец, если не смог отличить молодую женщину, чей наряд привел в беспорядок пылкий любовник, от той, которая подверглась нападению дряхлеющего старого ловеласа! Сэр Стивен Скрамбл искал родовитую невесту, имевшую достаточно влиятельные связи. Он бы щедро заплатил за такую невесту, и Дернли, должно быть, продал ему прекрасный шанс взять силой мисс Уинтерли, чтобы вынудить ее согласиться на неравный брак. От одной мысли об этом у Кольма зашевелились волосы, и одному Богу известно, чего это стоило ей. Скрамбл был очень богат, так что Дернли без зазрения совести предоставил ему подходящую возможность, наступив ей на юбку, в надежде, что она отправится зашивать ее в пустую комнату. Добавив эти грязные деньги к тому, что он получил от герцога за библиотеку своего отца, Дернли мог пересечь пролив и скрыться на континенте.
— Я дал ему понять, что ты не выйдешь за него, даже если весь свет встанет на его сторону. Потому что прежде я его убью, — сказал лорд дочери.
— Я не собираюсь прятаться от всех, чтобы избежать пересудов, даже ради тебя, папа. Да и Хлоя достаточно долго жила в тени. Но что, если он все равно расскажет?
— И признается, что не смог справиться с беззащитной юной леди? Он не такой дурак. — Лорд Фарензе искоса взглянул на Кольма, как будто говорил, что это относится и к нему. — Даже напившись, он будет помнить, что я обещал с ним сделать, если он не будет держать язык за зубами.
Кольму вдруг захотелось найти этого ублюдка и добавить свои пять пенсов. Впрочем, он едва ли мог угрожать ему, оставаясь под маской клерка. Подойдя к столу, он заметил, что мисс Уинтерли вернула подсвечник на прежнее место, и теперь он идеально освещал то, что читал Кольм, пока его не отвлекли. Он попытался быстро засунуть дневник Памелы в кипу старых писем.
— Подождите, — резко бросил лорд Фарензе, уловив его движение, как будто это он, а не Кольм в течение восьми лет оттачивал свою реакцию в полку «Райфлс». — Что это у вас? — спросил он и подошел ближе, чтобы рассмотреть. — Мне уже приходилось видеть похожую тетрадь, и почерк похож на каракули моей бывшей жены. Дайте-ка я взгляну.
— Милорд, мой наниматель заплатил хорошую цену за каждый том в этой комнате, — почти искренне возмутился Кольм.
— Мне тоже больно видеть, что такое прекрасное собрание забыто и заброшено, однако если это действительно записки моей жены, то Дернли не может их продать. Как ее супруг я имею право потребовать их себе.
— Папа… — Мисс Уинтерли тронула его за рукав. — Разве обо всех ее скандалах еще не все известно? Нам правда надо идти.
— Я не позволю, чтобы они заново появились в желтой прессе. И я не уйду из этой комнаты, пока вы, Картер, не объясните мне, что это такое и нет ли в этой коллекции еще чего-то, о чем мне следует знать.
— Я правда ничего не знаю, милорд. Я только сегодня вечером нашел дневники леди Фарензе, спрятанные на полке с проповедями.
— Тебя, конечно, восхищает ее дерзость, верно? — сказал виконт дочери, и, прежде чем он снова устремил на Кольма надменный взгляд, Кольм на мгновение увидел под его суровой маской обычного мужчину. — Сколько вы прочли? — с угрозой спросил он, как будто считал такое вторжение непростительным.
— Только этот, — ответил Кольм, не желая стоять перед ним, как провинившийся школьник, не смеющий сказать ни слова в свою защиту. — И я определенно не собираюсь кому-либо рассказывать ее секреты, — без особого труда пообещал он.