Они вспомнили то время, когда ей было шестнадцать лет, а он был ее опекуном и жили они в этом же доме.
— Да, Николас, возможно, ты и прав, — сказала Джейн, возвращаясь в его объятия.
Николь притворилась, что проспала завтрак. Но когда раздался топот копыт, она выпрыгнула из кровати и подбежала к окну, чтобы убедиться, что отец и Чед выезжают верхом со двора. Нервно закусив губу, она вытащила из шкафа свободную белую блузку и бриджи и стала быстро одеваться. Вчерашняя ярость сменилась в ней какой-то необъяснимой душевной приподнятостью и возбуждением.
С его стороны было чрезвычайно самонадеянно прийти к ним на ужин. Он вел себя как пресыщенный, избалованный человек, который сначала может привлечь, а потом грубо отвергнуть. Но хуже всего то, что он позволил себе по отношению к ней в библиотеке, в нескольких шагах от ее родителей. Ну а уж если смотреть правде в глаза, то больше всего ее злило то, что она сдалась ему без звука! Одно воспоминание об этом вызывало у нее стыд, злость и острое чувство унижения. Разве, соблазняя, он не унижал ее? Впрочем, что удивляться, всем известна его скандальная репутация бабника. Очевидно, у этого господина нет ни морали, ни чести. Николь хотела сказать ему все, что думает о его возмутительном поведении.
Она сбежала по лестнице, абсолютно уверенная, что никого, кроме прислуги, в столь ранний час не встретит, — мама любила поспать до восьми часов, хотя вставать так рано было необычным для светской дамы. Николь отказалась пить чай. Волнение было столь велико, что она едва сдерживала себя. Вбежав в конюшню и оседлав с помощью конюха лошадь, она галопом понеслась по дорожке, а потом свернула в сторону лужайки, распугала пасущихся там овец и ягнят и с ходу перескочила через ограждение. Николь неслась по лесу, смеясь от восторга и сбивая с веток золотые листья, предвещавшие скорое окончание осени. Проскакав около мили, она остановила лошадь на краю газона перед воротами Чепмен-Холла.
Сердце стучало как неуемный дятел. От морозца и бешеной скачки лицо разрумянилось. Недовольный остановкой жеребец надрывно хрипел.
— Подожди, — сказала Николь лошади, похлопывая ее по шее.
Несмотря на ранний час, из конюшни доносились звуки пилы и топоров — это работали крестьяне герцога. Николь подъехала к дому, соскочила с седла и привязала лошадь к столбу. Потом поднялась по ступеням и тяжелым бронзовым молоткам постучала в дверь. Из дома никто не вышел.
Постучав еще несколько раз, Николь начала беспокоиться: если даже герцог куда-нибудь отъехал, в доме все равно должен кто-то быть. Однако дом казался пустым.
Ей стало страшно. Взяв под уздцы лошадь, она направилась к сараю. «Видимо, он наблюдает за работой плотников, — подумала Николь. — Если его там нет, то они, наверное, знают, где он. Он должен быть где-то здесь». Оставив лошадь во дворе, она решительно вошла в сарай и мгновенно ослепла. Затем, когда глаза привыкли к темноте, она увидела двух работников, которые перестали пилить и внимательно смотрели на нее.
— Я ищу герцога, — сказала Николь, узнав в этих двоих работников из Лессинг-Хилла. Она почувствовала некоторую неловкость. Раньше ей никогда не приходилось общаться с людьми этого сословия напрямую, без отца или Чеда. К тому же она была без сопровождающих, да еще в полумужском облачении.
— Его здесь нет, — сказал тот, кто был постарше, глядя на нее искоса.
— Зато есть мы, — усмехаясь во весь рот, сказал тот, который был помоложе.
Николь сурово взглянула на него, предупреждая любые вольности.
— Скажите же мне, где он и почему никто в доме не отвечает на стук?
— Потому что там никого нет, — подходя к ней, ответил молодой работник.
— Никого нет, — эхом повторила она.
— Герцог вместе со всеми слугами сегодня рано утром уехал, — разъяснил ей старший из работников.
— А почему вы так интересуетесь его сиятельством? — с отвратительной ухмылкой спросил младший.
— Уехал… Куда уехал? — не слыша его слов, проговорила она.
— В Лондон, вернулся в Лондон, — сказал пожилой.
Николь была так поражена, что потеряла ясность мысли.
— А когда он вернется?
— Он не сказал. Да и зачем вам ждать его возвращения, если я здесь? — нагло осклабился молодой, совсем близко подходя к Николь.
— Пошел к черту! — резко бросила Николь, круто повернулась и бегом бросилась вон из сарая. «Он уехал! Уехал!» Это не укладывалось у нее в голове. Вскочив в седло, она пустила лошадь рысью.
Ощущение было такое, словно из нее выкачали все жизненные соки. Дышать стало тяжело, а сердце беспорядочно бултыхалось в груди.
Он так внезапно вошел в ее жизнь, что она не успела это осознать. Раньше у нее были лошади, книги, Драгмор. Но вдруг появившийся герцог был настолько красив, мужествен и знатен, что сразу же наполнил ее жизнь новым содержанием, вытеснив собою все привычные интересы. И вот теперь его нет.
— Что с тобой? — спросила она себя громко. — Ты что, в самом деле сошла с ума? Он имел самые отвратительные намерения в отношении тебя, а ты теперь оплакиваешь его отъезд. — Но логика не помогла, и настроение не улучшалось.
Когда начался лес, Николь поехала медленнее. Вскоре она очутилась у ручья и спрыгнула на траву. Воспоминания об объятиях, поцелуях и ласках герцога ранили душу, томительным эхом отдавались во всех частичках ее тела…
Николь склонилась над ручьем и опустила руки в холодный стремительный поток.
Жизнь не всегда несет одни только радости. Николь поняла это давно. Почему он так неожиданно уехал в Лондон? Еще вчера говорил, что поедет только через несколько дней. Да. Он уехал из-за вчерашнего происшествия.
Николь вскочила. Теперь она была уверена в том, что причиной его отъезда явилась она сама. И зачем только она его дразнила, зачем так далеко зашла в своем желании отомстить? Но начал все-таки он. Он же мог не приезжать к ним в дом, сославшись на какие-нибудь обстоятельства. А она не из тех, кто легко склоняется перед своим противником, и в данном случае она с удовольствием приняла вызов, получая огромное удовольствие от борьбы.
Но какое все это имеет значение. Он — не для нее, и ничего хорошего между ними быть не может. Ну, поцелует еще несколько раз или, чего доброго, затянет в постель… От этой мысли Николь покраснела. Между девушками ее круга секс не обсуждался. Но акт совокупления она однажды наблюдала. Правда, между лошадьми — ведь она все-таки сельский житель. Тогда в конюшню для случки привели коня. Ее поразил и удивил этот процесс, но было интересно. Она никогда не видела обнаженного мужчину, но герцога могла вполне себе представить в таком виде, тем более, что он прижимался к ней своим членом.
Разгорячившись от таких мыслей, Николь бессознательно гладила жеребца по шее. Она знала, что ей должно быть стыдно за такие мысли, но никаких угрызений совести она не чувствовала. Николь взяла себя в руки и решила жить по старинному девизу: «Все, что ни делается, — к лучшему». Затем легко вскочила в седло и поскакала домой. Остановилась она только у конюшни в Драгморе и, отдав поводья конюху, поспешила в дом.
Когда она проходила мимо столовой, ее окликнула мать, чему Николь очень удивилась: обычно та вставала значительно позже, да к тому же съедала свою булочку с чаем у себя в спальне.
— Доброе утро, мама, — испытывая некоторое стеснение, Николь вошла в столовую.
— Олдрик сказал, что ты еще не завтракала, — мать выглядела уставшей, как после бессонной ночи, — садись и составь мне компанию, дорогая.
— Я еще не голодна.
— Ты хорошо себя чувствуешь?
— Да, все отлично.
— Я заметила, что ты сегодня не поехала с отцом и Чедом.
— Я… я немного устала после вчерашнего обеда.
Джейн кивнула и намазала ей маслом теплую булочку.
— Как тебе понравилась сегодняшняя прогулка?