— Жареных, — отвечаю я.
— На редкость глупые создания.
Она отпирает калитку, и мы оказываемся в закутке, где во множестве прогуливаются птицы и клюют зерно.
На нас с шипением бросается гусь.
Я визжу.
— Он вас не обидит. Хватит, Оберон! — Она машет на него фартуком, и гусь удирает.
С величайшей гордостью она знакомит меня с птичником. У меня голова кругом идет от шекспировских имен, которые она дала своим подопечным. Вот петух, такой же злобный, как и Оберон, его зовут Тит Андроникус. Она грозит свернуть ему шею. Куры суетятся у моих ног и, принимая шнурки моих ботинок за червячков, пытаются склевать их. У них есть уютный закуток с корытом, полным сена, и Амелия предлагает мне согнать кур, чтобы забрать яйца.
Куры теплые и мягкие и издают нежные воркующие звуки, чем напоминают мне маленькую Гарриет.
Утки плещутся в грязном пруду и вразвалочку ходят вокруг. Амелия ищет еще яйца. Она уверяет меня, что утки гораздо умнее кур, но мне что-то в это не верится.
— Выходит, ты большая поклонница Шекспира? — замечаю я после того, как мне представляют лучшую несушку, Порцию[3], и главную утку по имени Джульетта.
— О да, больше всего на свете мне хотелось бы выступать на сцене.
Интересно, какого мнения на этот счет лорд Шад?
— А мистер Марсден, театральный управляющий, случайно, не ваш родственник? Прошлым летом здесь гастролировала его труппа. Прекрасное представление!
Я уже уяснила, что самая лучшая ложь — та, которая ближе всего к правде, и поэтому отвечаю Амелии, что да, мол, мистер Марсден мой родственник, но подробности не вдаюсь. Мало кто знает, что скандально известная миссис Уоллес — дочь этого человека, но я предпочитаю не рисковать.
— Это очень рискованная профессия, — сообщаю я ей. И впрямь рискованная — никто не знает, когда в очередной раз придется отбиваться от любвеобильного Отелло. — И конечно, истинной леди она не подходит.
— Но, миссис Марсден, — она умолкает, пересчитывая яйца в корзине, — я не леди и никогда такой не стану. Должность птичницы — это большая милость, за которую я очень благодарна, потому что на кухне мне платят за яйца и птицу. Но я вовсе не уверена в том, что хочу всю жизнь ходить за птицей и висеть на шее у дяди Шада. Возможно, мне удастся удачно выйти замуж, хотя я на это не очень рассчитываю. Как вы думаете, может, мне стать женой мистера Бишопа?
— Мистера Бишопа? А ваш… то есть я хотела сказать, лорд Шад вам это уже предлагал? — Почему-то мне до крайности не по себе от этой мысли.
— Нет-нет, но мистер Бишоп рядом, и это вполне реально.
— Разумеется, эти факторы добавляют джентльмену очков.
— Знаете, я бы с радостью вышла замуж за Бенедикта из «Много шума из ничего». Или за Генриха Пятого. Только не за Гамлета, он слишком занудный. Мне бы не хотелось быть женой человека, который столько времени тратит на разговоры с самим собой.
Мы возвращаемся в дом. Амелия несет корзинку с яйцами и оживленно рассуждает о том, каково было бы иметь в мужьях того или иного шекспировского героя.
— Миссис Марсден, простите, что спрашиваю, но сами вы когда-нибудь выступали на сцене?
Я готова надавать себе оплеух: это ж надо было так себя выдать!
— Всего пару раз, в любительских спектаклях. Все было до крайности прилично.
— И мистер Марсден не предлагал вам играть?
— Он очень дальняя родня.
Хоть мы и недалеко отошли от птичника ни один петух не закричал, когда я отреклась от отца. И то, что любовь к нему измеряется милями, которые нас разделяют, ничего не меняет.
К счастью, в этот момент мы входим в кухню, и мне не приходится дальше запутываться в собственной лжи, ибо на кухне бушует буря. Кухарка и мистер Бишоп стоят по разные стороны кухонного стола и сверлят друг друга глазами, а остальные слуги, разинув рты в благоговейном ужасе, жмутся по стеночкам, и вид у них как у детей, которые наблюдают ссору родителей.
Посреди стола стоит большой котел, и спор кипит вокруг него.
— Уверяю вас, мистер Бишоп, в этом доме всегда так было, и мистер Робертс ни разу не потрудился вмешаться.
— Черви! — Гарри достает нечто из котла и швыряет на пол.
— Его сиятельство привык к заморской кухне.
— Даже в заморских странах никто не ест гнилое.
— Нет, сэр, едят, иначе с чего бы они клали в пищу столько специй? — На лице кухарки написано такое презрение со смесью ужаса, будто мясные черви воплощают собой все лучшее, что только есть в Англии, в то время как специи — это символ чуждого ее сердцу варварства.
— Вот уж не соглашусь. Они добавляют специи, потому что любят острое.
— Быть такого не может!
— И часто вы подаете на стол мясо, кишащее червями? Удивительно, что семейство лорда Шада до сих пор живо. Одумайтесь, мэм, иначе кончите на виселице. Слуг вы тоже этим кормите?
Выражение ее лица красноречиво говорит о том, что его она накормила бы червяками без мяса. Она сжимает деревянную поварешку так, что белеют костяшки пальцев.
Гарри кивает одному из лакеев:
— Унеси это и скорми свиньям.
Лакей осторожно выдвигается вперед и, не сводя напряженного взгляда с кухарки — как будто она вот-вот бросится спасать свое злополучное мясо! — берет котел. Из глубин его поднимается кислая вонь.
— Ну в таком случае не моя вина, что стол сегодня будет полупустой.
— Можно поджарить курицу! — предлагает Амелия и бросается к двери.
Через пару минут она возвращается и бросает на стол две безжизненные тушки. Малышка, которая играла со своими птицами, как с котятами, явно и слезинки не проронила.
— Розенкранц и Гильденстерн. Эти двое мне никогда не нравились. Я подумала, что их все равно рано или поздно придется съесть.
— Лорд Шад ждет на ужин ростбиф, — заявляет кухарка, словно предлагает кому-нибудь забить взамен быка. Но в следующую минуту она уже подгоняет одну из служанок, чтобы та вскипятила воды и ощипала кур. Она все время бросает на Гарри испепеляющие взгляды. Ясно как день, что она с большим удовольствием сунула бы в кипяток не курицу, а его.
— Мисс Амелия. Миссис Марсден. — Гарри кланяется нам. — Могу я чем-нибудь помочь?
— Я хотела показать миссис Марсден кухню, — сообщает Амелия, игнорируя подтекст, который Гарри вложил в свои слова: мне не следует нарушать границы сферы влияния Гарри Бишопа.
— Вы также могли бы показать ей кладовую и прачечную, — говорит он. — Уверен, миссис Марсден очень интересуется домашним хозяйством. И не забудьте про пивоварню и ледник.
Амелия, озадаченная его едким тоном, переводит взгляд с меня на него и обратно, но я горячо благодарю его за возможность посмотреть кухню и выдаю пылкую тираду насчет того, как здесь все чисто и грамотно устроено. Ну да, я немного преувеличила, но зато кухарка раздувается от гордости, а Гарри хмурится.
При первой возможности я сбегаю с Амелией прочь. И стараюсь не думать о том, почему теперь про себя называю мистера Бишопа Гарри.
Дневник мисс Амелии Прайс
Никак не возьму в толк, почему мистер Бишоп так настаивал, чтобы я показала миссис Марсден все хозяйственные постройки. Маслобойня ей понравилась. Мне, правда, странно, что человек может не знать про то, как делают сливки и масло, но она уверяла меня, что уже видела коров. Я предложила научить ее доить коров, но как только мы начали наш «урок», пришел мистер Бишоп и сказал, что миссис Марсден наверняка преуспеет в этом деле, потому что набила руку в подобной работе.
Она рассмеялась, а он, кажется, смутился, а потом корова лягнула подойник и перевернула его.
Думаю, все дело в лондонских манерах, ведь они оба родом из столицы.
Глава 8 Софи
Амелии предстоит впервые сыграть мне что-нибудь. Она комок нервов. Я никогда не видела, чтобы кто-то в обычной жизни заламывал руки (это делают на сцене, ну и я, когда общаюсь с мужчинами, прибегаю к этому довольно часто).