— Спокойно. — Лорд Шад хватает меня за руку, не позволяя наброситься на капитана.
— Прекратите! — восклицает Софи.
Уоллес встает и прижимает к носу платок.
— Пришлите ко мне вашего друга, сэр. Я остановился в «Черном псе».
Он удаляется с видом оскорбленного достоинства.
— Мои поздравления, — говорит лорд Шад. — Вас повысили до дворянина, Бишоп.
— Что вы имеете в виду, сэр?
— Он вызвал вас на дуэль. Окажите честь?
Я непонимающе таращусь на него.
— Шад предлагает быть вашим секундантом, Гарри, — поясняет Софи.
— А, ну да. — Я, прямо скажем, оглушен. — Благодарю, милорд.
Он хлопает меня по плечу:
— Зовите меня Шад, я вам больше не хозяин.
— У вас великолепный удар, Бишоп, — замечает граф Бирсфорд. — Мне нечасто доводилось видеть новичка, который бы обладал такой силой и скоростью.
— Думаю, это потому, что я много лет подряд таскал подносы, милорд, это очень развивает мускулатуру спины и плеч.
У меня голова идет кругом, и я чувствую себя каким-то потерянным, как тогда, когда умер мой отец. Одна часть меня легко болтает о ерунде, в то время как остальное мое существо изо всех сил пытается осмыслить происходящее. Дуэль? Как глупо, как тривиально.
— Вам с Софи надо поговорить, — заявляет лорд Шад. — Бирсфорд, пойдемте, нас ждут к ужину.
Мы с Софи остаемся в гостиной одни.
— Вас, похоже, тянет на покойничков. Сначала Словен, а теперь вот и муж, чудесным образом вернувшийся из мира мертвых.
— Какие злые вещи вы говорите. Это так на вас не похоже, — отвечает она.
Она выглядит раздавленной и очень несчастной, от ее обычной жизнерадостности ничего не осталось, и неудивительно.
— Я была очень молода, и мне казалось, что я его люблю. Он уехал за границу, воевать, и я считала его погибшим, Гарри. А теперь он вас убьет.
— Я и сам могу его убить.
Она пожимает плечами:
— Может быть, но он стрелок от Бога и побывал на войне. Он никогда не позволил бы вам нанести ему удар, вам повезло: вы застали его врасплох.
— Что вы хотите этим сказать? Что мне нужно было спросить у него разрешения? Предупредить? — Я хожу по комнате взад-вперед. В душе у меня смятение: я влюблен в женщину, которая, как оказалось, замужем за другим, и в самом ближайшем будущем мне грозит принять смерть от рук ревнивого мужа, точнее, не ревнивого, а бесчестного и жадного. — Что ему от вас нужно, Софи?
— У меня есть кое-какие вложения, недвижимость, — тихо отвечает она. — Он наверняка уж это разнюхал. Я никогда с вами не говорила об этом, Гарри, потому что это моя страховка, моя защита, которую я берегу до тех времен, когда уже не смогу работать. Мое состояние — уж какое ни есть — нелегко перевести в наличные деньги, а он наверняка вынудит меня к этому и все промотает. Помните, я показывала вам завещание лорда Рэддинга? Я ведь показала вам только один абзац, тот, где говорилось о кровати. Но завещание было сложено таким образом, чтобы вы не сумели прочесть ничего более, потому что этих сведений я не доверяю никому. Уж поверьте мне на слово, любая женщина невысокого происхождения и среднего достатка моментально становится объектом охоты для мужчин, которые жаждут избавить ее от бремени того состояния, каким она обладает. Теперь я могу вам сказать, потому что…
— Потому что все кончено.
Она смотрит на меня озадаченно:
— Если вам будет угодно так считать.
Я качаю головой, не в силах поверить, что за какой-то час мне удалось пережить столько всего: я испытал блаженство предвкушения, веря в то, что меня ожидает период нежных ухаживаний, таких, как полагается, а теперь меня охватывает полнейшее отчаяние — я потерял любимую женщину и мне грозит гибель от рук ее злодея-мужа. Эта мысль не укладывается в моей голове. Наверное, нужно написать завещание и несколько прощальных писем (бедная моя матушка!).
Она встает.
— Возможно, в пятнадцать лет, сбегая с этим человеком, я была дурой, но с тех пор я значительно поумнела.
Она выходит из комнаты. Я, ошеломленный, остаюсь один.
Я следую за Софи, но ее нигде нет. Один из лакеев, которого, очевидно, послали за мной, приглашает меня отужинать на кухне вместе со слугами. Я еще не настолько возгордился, чтобы посчитать это ниже своего достоинства, и потому принимаю приглашение. Попутно я узнаю, что миссис Уоллес ужинает наверху.
Я очень зла, и мне невероятно больно. Вы, возможно, подумаете, что мне в таком состоянии кусок в горло не полезет, но это не так. Я ем столько, что леди Шад, точнее, Шарлотта, мы с ней теперь на ты, вполголоса спрашивает меня, в чем причина такого зверского аппетита, и многозначительно смотрит на мой живот.
— Нет, мэм, — отвечаю я с набитым ртом. Мне совсем не хочется рассказывать ей сейчас про капитана Уоллеса, Шад все равно посвятит ее в подробности позже. — Я просто хочу «накормить простуду».
— Ради всего святого, Софи, что происходит? — Она во все глаза смотрит, как я кладу себе огромный кусок ростбифа, с которого капает жирная подливка. — Это от разбитого сердца у тебя проснулся такой аппетит? Я так понимаю, вам с Гарри не удалось прийти к взаимопониманию?
— Нет-нет, я как раз пришла к глубокому пониманию этого человека. — Я промокаю салфеткой лиф платья, который уже успела заляпать гарниром. Не надо было так жадничать и торопиться. — Как думаешь, это отстирается?
— Наверняка. Я попрошу горничную Энн.
— Спасибо. Знаешь, у меня есть просьба к лорду Шаду. Я хочу поговорить с ним после ужина. Предупреждаю тебя на случай, если кто-то подумает, что я с ним флиртую.
— Ну конечно, но… — Она качает головой.
Через стол на меня жадными глазами смотрит Чарли Фордем.
— Чарли… — тихонько говорю я ему самым своим обольстительным голосом. — О, Чарли, дорогой…
— Миссис Уоллес? — Он дрожит от предвкушения, как терьер у крысиной норы.
— О, Чарли, я так хочу, чтобы вы…
— Да, миссис Уоллес?
— Передали мне клецки. Прошу вас.
Шарлотта и Клер хихикают, причем Клер почти запихивает в рот салфетку, чтобы сдержаться. Чарли добродушно улыбается и накладывает мне в тарелку клецки.
— Миссис Уоллес, могу ли я быть вам еще чем-нибудь полезен? Может быть, немного капусты?
С другого конца стола хозяйка дома, графиня Бирсфорд, смотрит на нас с легким аристократическим отвращением.
— Ай, не придавай внимания, — шепчет мне Шарлотта, делая непростительную ошибку в устойчивом выражении.
Я набиваю рот клецками и позволяю лакею унести мою тарелку. Вносят следующее блюдо.
— А это что еще такое? — интересуется Дэхолт, прервав бесконечный разговор с другим джентльменом о собаках. Перед ним возвышается шедевр кондитерского искусства шеф-повара: сливочное желе, украшенное миндалем и малиной.
— Это французское блюдо, называется «Шарлотта Руссе», — объявляет графиня Бирсфорд. — В честь моей дорогой подруги.
— Как-как ты сказала? Ох, Боже мой. — Его сиятельство смотрит на жену и ее подруг, которые, включая и меня, покатываются со смеху. — Ох уж эти французы… Шад, ты когда-нибудь видел что-нибудь подобное?
— Уж точно не на борту корабля. Но… — Шад как завороженный смотрит на пару бланманже нежнейшего розового цвета. На верхушке каждого красуется по спелой ягодке. — Что-то похожее я видел точно.
— Это очень модное блюдо! — говорит графиня Бирсфорд. На каждой ее щеке появляется по крохотному розовому пятнышку.
— Они же похожи на… — На Амелию шикают, и она, оборвав свою мысль, тихонько смеется в кулачок.
— Уверена, в каждой семье найдется как минимум парочка таких, — говорит Шарлотта. — Фордем, а вы как думаете?
Дэхолт принимается за «Шарлотту Руссе», и бланманже трясется самым натуралистичным образом.