Хотя для этой дамы он, возможно, сделал бы исключение. Спящая, она казалась феей из волшебной сказки, ее длинные каштановые волосы наводили на мысль о пленительных силках, обвивающих руки любовника, а слегка приоткрытые розовые губы так и манили к поцелую. Эта женщина была не просто красива, она опьяняла.
Майкл снова с трудом заставил себя отвести взгляд.
— Цвет лица у нее здоровый. — Пожирать глазами даму, которая даже не проснулась, — признак дурного тона.
За окном над деревьями виднелись башенки усадьбы, из которой забрела к нему миссис Чаддерли. Замок Спящей красавицы. Этот дом с развевающимися флагами на башнях и вдовьей площадкой[2] на крыше и впрямь напоминал маленький замок. Архитектурная безвкусица, несуразное, аляповатое сооружение вместо почтенной старой усадьбы.
Майкл усмехнулся своим мыслям: не слишком ли он взыскателен для деревенского лекаря?
— Вам принести докторский саквояж? — спросила миссис Браун.
— Да, пожалуйста. Думаю, у этой дамы царапины повсюду. — Повсюду. Во рту у Майкла пересохло, и это его не на шутку встревожило. — У нее исцарапаны руки, — хмуро добавил он, чтобы внести ясность. Остальные царапины пускай врачует мистер Моррис. Обитатели Хэвилленд-Холла обычно прибегали к услугам этого доктора. Майкл с радостью уступил ему состоятельных пациентов. Пока что он предпочитал держаться как можно дальше от того круга, к которому принадлежал Аластер.
Голова болела нещадно.
Лиза не открывала глаз, хотя забытье с безжалостной стремительностью отступало, оставляя чувство, будто ее одеревеневший мозг скребут ржавым ножом.
Память возвращалась куда медленнее. Лиза задержала дыхание и напряженно замерла, силясь вспомнить события минувшей ночи, за которые приходилось расплачиваться столь жестоким похмельем. Должно быть, случилось нечто ужасное, унизительное. Эта адская боль тянула на две бутылки, а она не стала бы выпивать две бутылки без крайней нужды. Дурное предчувствие заставило Лизу сжаться, подкрадывался страх, готовый запустить в нее свои когти.
— Доброе утро, — послышался чей-то голос. Приятный голос, не настолько громкий, чтобы отозваться болью в ее голове, чуть хрипловатый, низкий мужской голос… показавшийся Лизе незнакомым.
Она открыла глаза, и у нее перехватило дыхание. Склонившийся над ней мужчина походил на изголодавшегося волка: впалые щеки, темные волосы, горящие глаза. Его хищный рот растянулся в ленивой, жутковатой усмешке.
Лизу охватил ужас. Мужчина был в рубашке, без сюртука. Лиза понятия не имела, кто он такой.
— Спящая красавица просыпается, — пробормотал он, а затем улыбка исчезла, словно эти слова вызвали у него досаду. Без улыбки его худое лицо выглядело суровым. У незнакомца были острые, резко очерченные скулы и нос, подобный носу корабля.
Лиза судорожно сглотнула, чувствуя мучительную жажду. Во рту пересохло, как в пустыне. Кто этот человек?
— У вас не найдется воды? — прошептала она.
Мужчина кивнул и отвернулся. Лиза осторожно приподнялась, опираясь на локоть. Лишь тогда она заметила высокую тучную женщину, стоявшую в дверях. Экономку, судя по кольцу с ключами, висевшему у нее на поясе. Женщина казалась смутно знакомой — должно быть, это одна из деревенских кумушек. Знакомым был и косой взгляд, который экономка бросила в сторону Лизы, перед тем как покинуть комнату. В нем читалось осуждение.
Что ж, выходит, дурная слава миссис Чаддерли опередила ее. Одно не вызывало сомнений: здесь царил дух благопристойности и строгой морали. Об этом весьма красноречиво свидетельствовал негодующий взгляд экономки, так что волк в мужском обличье едва ли представлял угрозу. Мужчины с порочными наклонностями не нанимают степенных пожилых женщин.
Великий Боже, как же раскалывается голова! И почему она никак не может вспомнить…
Мужчина вновь повернулся к ней. Лиза вымученно улыбнулась. Незнакомец не сделал попытки приблизиться, заняв место в дверях, где прежде стояла экономка. На лице его промелькнуло настороженное выражение, Лизе показалось, будто он опасается подходить ближе.
Однако, присмотревшись к нему, Лиза отмела эту мысль. Едва ли он испытывал робость перед женщинами. Его высокая фигура с узкими бедрами и широкими плечами заполняла дверной проем. Ввалившиеся щеки говорили, быть может, об истощении или о недавно перенесенной болезни. Но сытный, обильный стол очень скоро исправил бы этот изъян. Лиза обвела глазами сильное, мускулистое тело незнакомца. В кругу политиков, где она вращалась, подобные атлеты встречались крайне редко.
Увы, должно быть, у лакеев тоже бывают точеные лица и тщеславие, принимаемое за природное достоинство. Роскошные каштановые волосы этого мужчины, густые, блестящие и наверняка мягкие на ощупь, выглядели всклокоченными, как будто он часто их ерошил. Костюм его, в котором недоставало сюртука, отличался подчеркнутой простотой. Жилет и брюки приглушенно-серого цвета казались немного великоватыми.
Завершив осмотр, Лиза вновь заглянула незнакомцу в глаза и обнаружила, что тот внимательно наблюдает за ней с непроницаемым выражением лица. Ее сердце почему-то радостно затрепетало. Лизе всегда нравились мужчины сдержанные, волевые, не из тех, что трясутся перед женщиной, лепеча всякую чушь. Она понимала, увлекаться ими не следует, но кто устоит перед искушением бросить вызов судьбе?
Как могло случиться, что она никогда прежде не видела этого мужчину? Он весьма недурен, настоящий красавчик. А может, все дело в его носе?
— Где я, сэр? — Лиза решила, что обратиться так будет вежливее, нежели спросить имя мужчины.
— Вблизи Босбри, мадам.
Почтительное обхождение незнакомца развеяло последние страхи Лизы.
— Значит, мы с вами соседи, — проговорила она. Деревня Босбри находилась лишь в часе ходьбы от ее дома.
— Должно быть, так.
Похоже, этот человек неразговорчив. Лиза думала, что знает всех своих соседей. Она обвела любопытным взглядом комнату. На кровати лежало грубое покрывало, сшитое из пестрых лоскутов, плохо сочетавшихся между собой. Натертый до блеска дощатый пол без ковра казался голым. Вдоль стен выстроилась скромная, лишенная украшений ореховая мебель — комод и платяной шкаф, между ними стоял громоздкий сундук. Взгляд Лизы скользнул по стенам, обтянутым дешевой материей со старомодным рисунком — маленькими букетиками цветов, от которых рябило в глазах.
Нахмурившись, Лиза потерла лоб. Определенно это не одна из соседских усадеб. Как она здесь очутилась? Прошлой ночью…
Нелло уехал!
Ну конечно. Боже праведный, как она могла забыть? Она рассказала Нелло ужасную новость, а тот в ответ выложил свою. Он долго ждал, прежде чем заговорить, — медлил весь день и большую часть ночи, отдавая должное вкусной еде, беззастенчиво пользуясь Лизиным гостеприимством, Воспоминания нахлынули тошнотворной волной, как во время морской болезни.
Лиза так быстро вскочила с постели, что потеряла равновесие. Твердая рука тотчас подхватила ее под локоть и снова усадила. Должно быть, незнакомец подскочил к кровати в один прыжок. Это было исполнено весьма впечатляюще, но Лизу сейчас заботило другое — ее желудок взбунтовался.
— Меня сейчас… — Голос ее прервался.
Проворно опустившись на колени, мужчина пошарил под кроватью и извлек ночной горшок — слава Богу, чистый, пахнущий уксусом. Лиза схватила посудину и прижала к животу, тотчас почувствовав ее холодное прикосновение даже сквозь платье, корсет и белье. Потом она зажмурилась, пытаясь сохранить остатки достоинства.
Нелло ушел. На этот раз навсегда. Она спустила его с лестницы. Как только Нелло узнал о ее денежных затруднениях, он тотчас решил сделать предложение этому ребенку, робкой девочке, неспособной произнести даже собственное имя не запнувшись…
2
Огороженная площадка на крыше прибрежного дома. С такой площадки хорошо просматривалось море, и можно было издалека разглядеть возвращающееся судно, которое часто везло скорбную весть жене моряка о его гибели, — отсюда название.