— Майлс Редмонд?.. А, тот смуглый верзила в очках?! — ужаснулась Синтия. — Он написал какой-то трактат о насекомых, не так ли? Боже, Лиза, ты рехнулась? — Она шутливо стукнула подругу веером по плечу. — Почему я должна довольствоваться скучным вторым сыном, когда могу заполучить наследника?
Они засмеялись, и их смех был таким же мелодичным и звонким, как весенняя капель.
Майлс осторожно попятился, незамеченный.
Он сделал шаг, другой, третий — и врезался в невысокую колонну, поддерживающую статую в греческом стиле. То был Геркулес, совершающий что-то героическое со львом.
На мгновение Майлс уподобился статуе в своей абсолютной неподвижности.
Но первоначальный шок быстро сменился некоторым подобием веселья. Каким же он был простаком во всем, что касалось женщин! Он даже представить себе не мог, что столь холодная расчетливость могла уживаться в такой очаровательной головке. Майлс был поражен, огорчен… в каком-то смысле доволен своим открытием. С этого момента он стал по-новому смотреть на женщин, пытаясь уловить в их глазах направление мыслей. И танцевал с ними так, словно прижимал к себе связку фанат. Женщины стали интереснее ему — не столько тем, что говорили, сколько тем, о чем умалчивали.
Только потом он осознал, какие тектонические сдвиги вызвал в его душе этот эпизод. Он очень с тех пор изменился.
Если бы кто-нибудь сказал в прошлом году Синтии Брайтли, что она будет благодарна за предложение провести часть воскресного вечера в захолустном заведении, названном в честь домашней скотины и растения, она бы расхохоталась в ответ. А затем похлопала бы предложивших ей такое по руке и посоветовала бы не злоупотреблять миндальным ликером. В прошлом году все вечеринки предполагали избыток всего, включая и ликер.
Но ей всегда везло больше, чем она заслуживала, и на этот раз удача явилась в виде странной дружбы с Вайолет Редмонд — очаровательной, бесшабашной и озорной. Кроме того, Вайолет обладала даром совершать непредсказуемые поступки и создавать драматические ситуации на пустом месте — дар, которым Синтия восхищалась, поскольку и сама была склонна к проказам. Как-то раз Вайолет, поссорившись с ухажером, пригрозила, что бросится в колодец, и даже перекинула одну ногу через край, прежде чем ее оттащили. Поговаривали, будто однажды она вызвала на дуэль мужчину. И хотя она ясно дала понять, что еще не встретила никого подходящего, чтобы задуматься о браке, это не мешало ей поощрять каждого встречного — от лондонских аристократов до жокеев.
А когда высший свет разжевал Синтию и выплюнул, Вайолет пригласила ее на двухнедельный загородный прием, который должен был состояться в ее родительском доме в Суссексе.
Синтия не сомневалась, что приглашение это продиктовано наполовину дружбой и наполовину озорством, но она была не в том положении, чтобы беспокоиться по такому поводу, и собиралась извлечь из ситуации максимум выгоды.
Со своей инстинктивной тягой к веселью мигом приметила столик в пивной, где сидели два ослепительно красивых молодых человека. Один из них был Колин Эверси, известный своим беспутством и недавно женившийся — о чем до сих пор писали газеты, — второй же, судя по всему, находился в явном подпитии. Женщина с гладкими черными волосами — жена Колина? — улыбнулась стройной девушке, которая подошла к их столику и принялась собирать пустые тарелки и пивные кружки с проворством опытной барменши. Но девушка не сочла нужным улыбнуться в ответ. Вскоре она вернулась за стойку, где пожилой мужчина дернул ее за косу и вручил метлу. И тут девушка вдруг улыбнулась — конечно же, это были отец и дочь. Синтия тотчас отвернулась, почувствовав себя неловко; отношения этих двоих походили на язык, которого она никогда не знала, поскольку вообще не имела семьи.
— Готорны, — сообщила Вайолет, проследив за ее взглядом. — Нед и его дочь Полли. Готорны владеют «Свиньей и чертополохом» уже не одно столетие.
Вайолет сделала вид, что не заметила Колина Эверси, и потащила Синтию к столику, за которым сидели двое мужчин с шахматной доской и с аккуратно расставленными на ней черными и белыми фигурами и еще один, помоложе, — крупный, смуглый, со строгим выражением лица и в очках.
«Ах да, конечно… Старший брат Вайолет, мистер Майлс Редмонд. Он… имеет какое-то отношение к насекомым», — смутно припомнила Синтия.
Увидев свою сестру, приближавшуюся вместе с Синтией Брайтли, Майлс замер. Он ни разу не видел Синтию с того вечера и, естественно, не сказал никому ни слова о том, что услышал. Но в тот сезон она была предметом светских сплетен — неизменно присутствовала в бесконечных разговорах, которые велись в клубах и салонах. Он слышал о безрассудных гонках экипажей, где победителю доставались все вальсы мисс Брайтли, слышал о томах чудовищных стихов, что слагались в ее честь, и о бесчисленных пари, которые заключались в «Уайтсе» относительно того, кто же в конечном итоге добьется ее руки.