А еда, которая, как она подозревала, будет того же качества, что и в придорожных тавернах, где они останавливались, выглядела не хуже, чем та, которой ее угощали на обедах в лучших ломах их графства.
Но самое главное для Эмитист заключалось в том, что всем здесь заправляла женщина. Она восседала на специальном месте возле двери, рассаживая клиентов по столам в зависимости от размеров компании, и получала от них деньги, занося суммы в массивный гроссбух, лежавший перед ней на большом гранитном столе.
И, судя по всему, никто не находил в этом ничего странного.
Они только что заказали десерт, когда появление в дверях одинокого мужчины вызвало недовольную гримасу на лице месье Ле Брюна. Эмитист проследила за его взглядом, чтобы увидеть, кто стал причиной такого неудовольствия, и застыла, не донеся ложку до рта.
Нейтан Хэркорт.
Злополучный Нейтан Хэркорт.
Лицо Эмитист вспыхнуло, в желудке похолодело, вкусная еда превратилась в отвратительный сгусток желчи.
И тот вопрос, который мучил ее годами, едва не вырвался стоном отчаяния сквозь стиснутые зубы. Как ты мог так поступить со мной, Нейтан? Как ты мог?
Ей захотелось встать и, пройдя через весь ресторан, с размаху ударить его по щеке, которую с таким энтузиазмом целовала хозяйка заведения. Хотя Эмитист уже опоздала. Это нужно было сделать в тот вечер, когда своими словами он без ножа зарезал ее, а потом протанцевал со всеми девушками в зале кроме нее. В тот вечер, когда он разбил ей сердце.
Эмитист заметила, что Нейтан ничуть не изменился в том, что касалось его умения нравиться женщинам. Хозяйка, едва удостоившая их царственным кивком, когда они пришли, с таким воодушевлением прижимала Нейтана к своей груди, что казалось, он вот-вот исчезнет среди этих пышных холмов.
Что было бы весьма кстати.
— Этого человека, — с презрительной гримасой произнес месье Ле Брюн, заметив направление ее взгляда, — вообще не стоило сюда пускать. Но он пользуется расположением мадам, и посетители вынуждены терпеть его наглость, что весьма прискорбно. Впрочем, это не должно вас тревожить. Я не позволю ему докучать вам.
Однако было поздно. Появление Хэркорта уже встревожило Эмитист, а слова месье Ле Брюна лишь возбудили ее любопытство.
— Что вы имели в виду, когда сказали, что посетители вынуждены терпеть его наглость?
— Он рисует портреты, — пояснил месье Ле Брюн. — Быстрые наброски карандашом на потеху приезжающим в город туристам.
Словно в подтверждение его слов Нейтан Хэркорт извлек из висевшей у него на плече сумки маленький складной стул, поставил его рядом с одним из столиков возле двери, достал угольный карандаш и принялся рисовать посетителей, сидевших за столиком.
— Он рисует портреты? Нейтан Хэркорт?
Брови месье Ле Брюна подскочили до самой кромки волос.
— Вы знаете этого человека? Я бы никогда не подумал… Я хочу сказать, — он взял себя в руки, приняв свой обычный слегка высокомерный вид, — я бы никогда не подумал, что вы вращаетесь с ним в одних кругах.
— Уже давно нет, — ответила Эмитист. — Хотя одно время…
Если быть точной, десять лет назад, когда она понятия не имела, какова природа мужчин. Когда она считала мир слишком безопасным, чтобы понимать, как уберечься от подобных типов, и когда рядом с ней не нашлось никого достаточно влиятельного, чтобы защитить ее от него.
Но теперь все было иначе.
Иначе для нее. И, судя по всему, совсем иначе для Нейтана Хэркорта. Прищурив глаза, Эмитист внимательно рассмотрела его и заметила перемены.
Некоторые из них она отнесла на счет прошедших лет, и они оказались гораздо сильнее, чем можно было ожидать. Его лицо стало суше, а в когда-то угольно-черных кудрях то тут, то там поблескивало серебро. Но главное — его одежда. Она подтверждала, что слухи о том, будто его отец в конце концов умыл руки и отступился от своего младшего сына, оказались правдой. Сюртук казался слишком просторным, широкополая шляпа годилась разве что для чучела, а брюки были поношенными, как у провинциального торговца. Короче говоря, Нейтан выглядел поистине жалко.
Так-так. Эмитист откинулась на спинку стула и с растущим удовольствием стала смотреть, как Нейтан работает. В свое время, когда он, благодаря своему почти сверхъестественному успеху у женщин, стал слишком хорошо известен всем политическим партиям, чтобы они рискнули выдвинуть его даже в самом гнилом местечке, Нейтан внезапно исчез, вызвав массу пересудов. Эмитист считала, что, как многие сыновья из знатных семей, запятнавшие фамильную честь, он был отправлен на континент, чтобы вести там жизнь, исполненную роскошной праздности.