Покачав головой, Зак продолжил.
— А теперь мы закончили, джентльмены. Думаю, сейчас время обеда, и в кафетерии, скорее всего, приготовили восхитительное желе. Пойдем.
Зак направился к двери, а Гейб наблюдал за ним с открытым ртом. Откуда, черт возьми, появились эти самоуверенные, убедительные речи?
— Это еще не конец, — поклялся школьный психолог.
Зак послал ему жалостливый взгляд.
— Конец. У меня удивительно дерьмовая жизнь, но это тот случай, когда у меня есть власть, и я собираюсь ее использовать.
Они последовали за Заком из кабинета, Мэд почти потащил Гейба за собой. Огилви не бросил им вызов. Молния с небес не поразит их.
— Парни, это не может быть так легко, — сказал Гейб, когда они вышли на солнечный свет. Внезапно их окружили показывающие на них пальцами и болтающие о скандале одноклассники.
— Чувак, ты действительно засадил той блондинке? — спросил один.
— Поверить не могу, что вы пробрались в бар, — заявил другой.
Зак положил руку Гейбу на плечо, пока остальные подняли руки, чтобы дать «пять» парням, и даже цыпочкам, хотя Гейб был уверен, что они имели в виду две разные вещи.
— Так просто. Забудь. Ты нарушил несколько правил, но не причинил никакого реального вреда, чувак. Все будет хорошо. Огилви нужно понять, что здесь нет джентльменов.
— Не правда. Бонд был джентльменом и позволил леди кончить первой, — фыркнул Мэддокс. — Думаю, мне нужно сделать футболки с надписью «Истинные джентльмены Крейтона» на груди. Старому брюзге это понравится…
Гейб взмолился, чтобы эта тупая кличка не прилипла к ним.
— Я все еще собираюсь убить тебя, Мэд.
Мэд обнял его.
— Обещания, обещания.
Глава 1
Нью-Йорк
Наши дни
Уставившись на урну, Гейб задался вопросом, что пошло не так. В одну минуту жизнь текла как обычно. Ну, отстойно обычно. А в следующую — он стоит в церкви, угрюмый и шокированный, держа лилии с, по крайней мере, семью сотнями человек за его спиной, ожидающих от него должной реакции.
— Сукин ты сын. Как ты мог оставить нас, Мэд?
Он говорил тихо, учитывая тот факт, что большинство таблоидов с удовольствием напечатают историю о том, как лучший друг Мэддокса Кроуфорда проклинал его имя, провожая того в последний путь.
Блин, но Мэд ненавидел саму идею мира и вечного покоя. Чертов ублюдок никогда не отдыхал. Он всегда строил новый коварный план и вечно сеял хаос.
И также оставил ему проблемы, о которых Гейб даже думать не хотел. Но ему придется примерно через шесть месяцев, когда родит его сестра.
Он смотрел на эту невероятно дорогую урну и думал о том, чтобы разбить ее в бешенстве. Тогда Мэд удостоится чести быть всосанным портативным пылесосом.
Он отвернулся и увидел свою сестру. Сара сидела на хорошо отполированной скамье в церкви Святого Игнатия Лойолы. Она ничем не выделялась в толпе, не желая привлекать к себе внимание. Одевшись в черный наряд от Прада и собрав рыжеватые волосы в пучок, она выглядела так, словно принадлежала этому месту, этой церкви Верхнего Ист-Сайда с ее мраморным убранством. Потому что так оно и было. Сара родилась и выросла на Манхэттене. В отличие от своего старшего брата, ее никогда не отправляли в школу-интернат. Даже перед лицом горя, она вела себя, как леди.
Может, ее глаза и покраснели, но она смотрела прямо перед собой, расправив плечи и высоко подняв голову. И она носила ребенка Мэддокса Кроуфорда. Этот гребаный засранец не сдержал своих обещаний — ни одно из них.
Я присмотрю за ней, Гейб. Не беспокойся. Я люблю ее. Это глупо, но в первый раз в моей жизни я влюблен. Ты мой самый лучший друг в мире. Я знаю, что раньше был придурком, но я всегда заботился о тебе. Теперь я буду также заботиться о ней.
Он был тупицей, когда позволил Саре пойти на свидание с Мэдом. Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять, что мудак соблазнит ее и бросит. Мэд был верен не Саре, а своему стилю поведения. Боже, все в их отношениях было абсолютно предсказуемо, за исключением смерти Мэда в авиакатастрофе, но в остальном… Блять, он мог бы написать сценарий.
— Эй, думаю, что они готовы начать службу, — раздался тихий голос позади него.
Гейб обернулся. Там стоял Роман Колдер в своем обычном костюме-тройке, который, как знал Гейб, он покупал у лондонского портного два раза в год. Он путешествовал из Вашингтона в Великобританию под предлогом дипломатии, но на самом деле это было ради этих костюмов. И теперь, когда Роман был здесь, Гейб хотел знать одну вещь.
— Он придет?
Роман вздохнул, его лицо слегка омрачилось.
— Ты же знаешь, как он занят. Он отправил меня. И я буду в твоем распоряжении еще несколько дней. Я остаюсь позже для сбора средств.
Гейбу не следовало ожидать другой ответ. Мэд был до ужаса противоречивой фигурой. В мире, где один процент населения постоянно подвергался нападкам, Мэд был воплощением богатого ребенка с плохим поведением. Если он не выжимал прибыль из какой-нибудь небольшой компании, то значит трахал супермодель.
Гейб хотел бы, чтобы он остался с теми женщинами и оставил его сестру в покое.
— Скажи ему, что нам его не хватало.
Он повернулся и пошел обратно по проходу. Среди присутствующих не было семьи. Мэд был последним из династии, его отец умер от сердечного приступа два года назад. Что само по себе поразило Гейба, поскольку он был уверен, что у Бенедикта Кроуфорда не было сердца.
— Ты должен его простить. Ты же знаешь, что он разрывается. Он получил известия во время пресс-конференции, — пробубнил Роман под нос. — Чертов репортер выпалил их после его выступления по законопроекту иммиграционной реформы. Его застигли врасплох.
Гэйб уже видел новости. Черт, все в стране видели, как президент Соединенных Штатов замолчал посередине конференции, развернулся и ушел.
— Скажи Заку не переживать. Мы все понимаем. На нем лежит большая ответственность.
Роман последовал за ним и сел на скамью во втором ряду, где Дэкс занял им места.
— Ты должен понимать, как пресса истолкует его посещение. А после того, каким образом Мэд прожил последние несколько месяцев своей жизни, я бы вообще не советовал ему здесь показываться. Он ненавидит то, что не может быть здесь.
Гейб точно знал, какими были последние два месяца. После того, как Мэд бросил Сару, он немного сбрендил, начал пить литрами и кутить с моделями и актрисами. Но Гейб подозревал то, о чем другие и не думали: Мэд защищал кого-то. Он не знал, кого именно. Его предположением было, что после Сары он нашел новую любовницу и использовал всех других женщин, чтобы отвлечь внимание таблоидов от нового объекта своего желания. Это было похоже на Мэда, он частенько прибегал к тактике приманки и подмены, когда пресса его доставала. Гейбу, вероятно, следовало забыть об этом, но он хотел знать личность этой женщины. Он хотел знать, чувствовала ли новая любовница Мэда хоть какой-либо намек на стыд, когда уводила его от Сары.
— Прежде всего, я ненавижу то, что должен быть здесь, — Дэкс встал и протянул руку. Как и все остальные в церкви, он выглядел мрачным.
Гейб пожал ее, изучая своего старого друга и удивляясь, как быстро, черт возьми, пролетело время. Трудно было поверить, что все они когда-то были детьми, что их худшие проблемы касались тестов по математике и того, как прокрасться в школу для девочек, чтобы можно было подглядывать. Многие из его детских воспоминаний были связаны с мужчинами, сидящими на этой скамье. И с одним, покоящимся в этой чертовой урне.
— Брат, рад видеть тебя. Я думал, ты где-то в Тихоокеанском регионе.
— Я вернулся домой в ту же минуту, как услышал. У меня небольшой отпуск, — Дэкс перевел взгляд на то место, где в гробу лежал Мэд. — Зачем здесь гроб? Его там нет. Как я понимаю, там едва ли осталось, что можно было кремировать.
Гейбу казалось, что его вот-вот вырвет. Он не хотел думать о том, как умер Мэд. Конечно, в свои самые темные времена он думал об убийстве этого ублюдка, но, черт побери, он одновременно и любил этого парня.