Некоторые жены считали очень милым, что Джорджина сама готовит для мужа, но относились к ней несколько снисходительно, хотя и брали у нее кулинарные рецепты.
Таннер пытался смягчить задевавшие Джорджину случайные замечания, высоко ценил ее искусство и при каждом удобном случае напоминал, что до того как они поженились, она была одним из самых известных в стране кулинаров. Он утверждал, что именно ее стараниями в зале для приемов „Курьера" подавались столь восхитительные блюда.
Замечая легкие усмешки на лицах слушателей, Джорджина с горькой обидой понимала, что умение приготовить отбивную не делает ее в их глазах интересной личностью.
Отбивные зашипели на сковородке. Соскользнув с высокого табурета, Джорджина стала искать лопаточку, чтобы перевернуть их. Они были золотисто-коричневыми и хрустящими, такими, какие любил Таннер.
Она посмотрела в глазок духовки. Ей осталось сделать только сырную подливку для цветной капусты и поджарить лук с грибами. Позже она взобьет мутовкой орехи с сахаром для карамельного соуса и польет им бананы на десерт.
Джорджина улыбнулась, подумав, в какой ужас привели бы ее обеды сторонников разумного питания. Они были не только разнообразны, но и перегружены жирами, калориями и холестерином. Но ее это не волновало. Сегодня был особый вечер, и хорошее настроение Таннера должно обеспечить успех ее замысла. Сегодня она расскажет ему о своем тайном проекте.
Джорджина послала свою рукопись о секретах домоводства и кулинарии единственному знакомому ей человеку в издательском мире. Рона Фридман была выпускающим редактором в „Восхитительной пище", когда Джорджина там работала; уйдя оттуда, она стала редактором в издательстве „Уинслоу-Хаус". Джорджина знала, что рукописи, поступающие не через агентов, часто возвращаются даже не прочитанными, но все же надеялась, что Рона когда-нибудь даст о себе знать.
Джорджина не знала, как Таннер отнесется к этому. Если не считать приготовления пищи для больных СПИДом, этот выношенный ею замысел, который она инстинктивно держала в тайне от Таннера, принадлежал ей и только ей. Муж не принимал в нем ровно никакого участия, в отличие от ее прочих занятий, вроде устройства общественных приемов, балов и украшения дома.
Но публикация книги – это совсем другое дело, настоящая работа, которая привлечет внимание именно к ней. Ей безумно хотелось, чтобы Таннер не только одобрил ее план, но и отнесся к нему с пониманием. Чтобы добиться этого, придется очень деликатно подойти к этой теме.
Она вспомнила, как советовала стажерам, приходившим на образцовую кухню в журнал: „Настоящее блюдо получается, если задумать его заблаговременно и готовить на небольшом огне".
Теперь она должна воспользоваться своим же советом – затеять разговор в начале обеда и спокойно дождаться момента, когда можно будет рассказать об этой идее.
У нее осталось время принять ванну, надеть любимое платье Таннера и даже послушать новости, чтобы побеседовать за столом и о том, что происходит в мире.
Через двадцать минут, когда перед зеркалом Джорджина накладывала последние мазки на веки, она увидела, что Таннер стоит у нее за спиной. Она улыбнулась ему и подставила щеку для поцелуя, засмеявшись, когда он пощекотал ей затылок.
– Не знаю даже, что пахнет вкуснее, обед или ты, – сказал он.
Закрыв глаза, Джорджина с облегчением перевела дыхание: кажется, он в хорошем настроении. Ведь Таннер всегда мог встретиться с кем-то: с коллегами, с профсоюзом, с юристами, с соперниками – да мало ли что происходит за день, после чего он возвращается весьма мрачным.
– Как прошел день, дорогой? – по обыкновению спросила она.
Сняв пиджак, Таннер бросил его на кресло, чтобы Гровер почистил его.
– Похоже, что Синди Адамс отвергла наше предложение вести колонку Лолли. Она не хочет уходить из „Пост". И мы опять остались ни с чем.
Джорджина поднялась из-за туалетного столика. Ей хотелось спросить, не думал ли он о Бэби. Заметив удовлетворение на его лице, когда он расстегнул светло-голубую рубашку, она решила не рисковать и промолчала.
Таннер отправился в свою гардеробную, где бросил рубашку. Он вернулся в спальню в махровом халате с монограммой – значит, он идет в бассейн в гимнастическом зале за террасой.
– Что ты сегодня мне приготовила, радость моя? – спросил он.
– Кое-что интересное, – загадочно ответила она. – Иди поплавай. А я расскажу тебе за обедом.
Рассевшись по обе стороны длинного стола, они почти одновременно развернули салфетки.
Гровер налил Таннеру немного вина и подождал, пока тот продегустирует его. После того как Таннер кивнул в знак одобрения, дворецкий снял с буфета поднос с любимым блюдом Таннера из телятины. За его спиной стояла Сельма, собираясь поменять тарелки.
– Потрясающий обед, моя дорогая, – сказал Таннер, поливая сырным соусом цветную капусту. – Ни один ресторан в городе не сравнится с твоим искусством.
– Спасибо, милый. – Полированная поверхность стола красного дерева отразила улыбку Джорджины. Она очень хотела начать разговор и при первой же возможности вскользь упомянуть о своей книге. Нельзя же сразу ошарашить его.
Она наблюдала, как он сосредоточенно и неторопливо ест, пока не почувствовала, что терпеть больше не в силах.
– Сегодня я вспомнила старую приятельницу, – небрежно сказала она, понимая, что этим привлечет его внимание. Выражение „старая приятельница" было чем-то вроде кода. Так она называла тех, кого знала до Д.Т. – до Таннера, – обитателей того темного загадочного мира, в котором блуждала Джорджина, пока не встретила его. Таннер положил вилку и посмотрел на нее.
– Да? – Он чуть приподнял свои седые брови. – И кто же это?
– Рона Фридман. Мы работали вместе в журнале. Она была выпускающим редактором. Она придумывала для куска мяса такое количество названий, что ты и вообразить не можешь.
Таннер подозрительно относился не только к ее бывшим подругам, но и ко всем, кто не входил в их круг и мог попытаться каким-то образом использовать Джорджину. Он сдвинул брови.
– И твоя подруга Рода все еще в журнале? – невозмутимо спросил он.
– Рона, – поправила его Джорджина, сделав глоток вина.
– Прости. Рона.
– Нет, она редактор в издательстве „Уинслоу-Хаус".
– Ага, – просветлев, сказал Таннер. – Роб Рой Каданофф, которому я давал в гольфе гандикап в шесть очков. Не так давно я играл с ним.
– Кто это Роб Рой Каданофф? – смутившись, спросила Джорджина.
– Главный в „Уинслоу". Отличный парень. Он мне очень нравится.
Джорджина перевела дыхание.
– Прекрасно, дорогой. – Она изобразила улыбку. Она могла бы догадаться. О чем ни заговоришь, Таннер неизменно имеет к этому какое-то отношение. Очень утомительно. Но сейчас это ей на руку. – Во всяком случае, – продолжала она, осуществляя свой план наступления, – я надеюсь, она сообщит мне что-то о замысле книги.
У Таннера слегка дернулся уголок левого глаза, но выражение лица не изменилось. Он аккуратно сложил салфетку и положил ее рядом с тарелкой.
– Должен признаться, что ты удивила меня, дорогая.
– Что же в этом удивительного? – как можно непринужденнее сказала она.
Таннер набрал в грудь воздуха и покачал головой.
– Я так и думал, что этого не избежать, – сокрушенно заметил он. – Я полагал, что рано или поздно ты получишь такое предложение от одного из этих городских стервятников. Но чтобы им оказался Боб Каданофф...
Джорджина совершенно растерялась от его реакции.
– О, мой дорогой, сомневаюсь, чтобы глава компании обратил внимание на столь незначительную работу.
Таннер кивнул Гроверу и подождал, пока тот наполнит его бокал.
– Не будь так наивна, Джорджина. Сомневаюсь, чтобы какому-нибудь скромному редактору пришла в голову такая мысль без распоряжения сверху. И, конечно же, она не рискнула бы самостоятельно обратиться к тебе с таким предложением.
Джорджина, нахмурившись, уставилась на мужа.