Джорджина рассмеялась. Она уже забыла, как непринужденно ведет себя Рона и как приятно встретиться с кем-то из прежней жизни.
– Пошли на кухню. Я думаю, мы посидим там. Так уютнее, – добавила она, направляясь в задний холл. Не услышав ответа, Джорджина оглянулась, но Роны не увидела. Она вернулась в большой холл: Рона стояла перед аркой, ведущей в гостиную.
– Рона?
– Боже милостивый, – выдохнула та. – Это что, терраса или часть Центрального парка, которой я раньше не видела?
– Терраса, Рона. Идем на кухню.
– Если ты не возражаешь, можно мне пройтись по дому? – спросила Рона. – Кажется, я не видела ничего подобного после того, как в старших классах побывала на экскурсии в Бленхеймском дворце.
Осматривая дом, Рона почти все время молчала, видимо, она знала куда больше Джорджины о происхождении антикварных вещей, тканей, которыми пользовались декораторы, и о том, когда был изготовлен серебряный сервиз, а также лебеди высотой почти в метр у входа в столовую.
– Джорджи, – вдруг тихо сказала Рона, – не покажется ли тебе дерзким мое желание посидеть за ленчем в гостиной?
– Что ты... нет... ради Бога. Ты в самом деле хочешь остаться здесь?
– Видишь ли, в конторе есть одна крайне несимпатичная мне особа, которой я с удовольствием расскажу об этой обстановке. У нее от этого голова закружится.
– Закружится?
– Да она просто потеряет дар речи.
– Ну, тогда... – сказала Джорджина, дерну) шнурок колокольчика, чтобы вызвать прислугу, – давай так и сделаем.
Сельма тотчас появилась на пороге.
– Да, мэм?
– Сельма, это моя подруга Рона Фридман. Мы решили посидеть здесь. Накройте, пожалуйста, на стол.
– Хорошо, мэм.
– И скажите Гроверу, что мы хотим самое лучшее сухое белое. Он сам выберет.
Рона с большим интересом наблюдала за происходящим. Когда Сельма бесшумно скрылась на кухне, Рона спросила:
– Кто такой Гровер?
– Наш дворецкий. Обычно Гровер не обслуживает нас за ленчем, но, думаю, он нам понадобится. Не возражаешь?
– Нет, – ответила Рона, сдержав улыбку. – А он носит белые перчатки?
– Конечно, – с насмешливым высокомерием подтвердила Джорджина.
– Отлично; меня никогда не обслуживал настоящий дворецкий. Я хочу изведать все, что только возможно.
– Но он молчит, пока к нему не обращаются.
– Слава Богу, что в этом гнусном мире осталось хоть что-то аристократическое.
– Идем, – пригласила Джорджина, – Сельма принесет вино на террасу. Мы посидим там, пока она накроет стол для ленча.
На женщин падали мягкие лучи осеннего солнца. Отсюда был виден почти весь Манхэттен.
Подойдя к парапету, Рона облокотилась на него и посмотрела на юг.
– Как в кино, – сказала она, изумленно тряхнув головой. – Я знала, что есть и такая жизнь, но до сих пор не соприкасалась с ней.
Джорджина подошла к Роне.
– Восхитительно, не правда ли? Мне до сих пор не верится, что все это происходит со мной.
– Ох, Джорджи, – сказала Рона. – Я была права, обрадовавшись, что хоть тебе выпала такая судьба.
– Я для этого ничего не делала, – задумчиво произнесла Джорджина. – Это все Таннер. Все здесь принадлежит ему. А я просто вышла за него замуж.
– Ты недооцениваешь себя, Джорджи. Тебе удалось стать такой, что Таннеру захотелось положить все это к твоим ногам.
Джорджина растерянно улыбнулась.
– Временами меня охватывает чувство вины, словно я здесь чужая и не по праву пользуюсь этим.
– Брось! Ты это заслужила. Кроме того, подумай о том, что могло бы быть с тобой. Сейчас ты живешь обеспеченно и спокойно. Рядом с тобой мужчина, обожающий тебя. И все это – твое. – Она развела руками, как бы поясняя, что и весь Манхэттен тоже принадлежит Джорджи.
На террасе появилась Сельма с подносом. На нем стояли два бокала с вином.
– Давай посидим в бельведере. Солнце слишком печет.
Они уселись на небольших пестрых диванчиках, очертания которых напоминали изгиб стеклянной стенки, ожидая, когда Сельма подаст им вино.
– Ленч будет подан через десять минут, мэм, – тихо сказала та Джорджине.
– Спасибо, Сельма. Кстати, подогрейте те булочки, что я сделала утром. Они на буфете.
Кивнув, Сельма исчезла.
Сделав глоток вина, Джорджина поставила бокал на стеклянный столик. – Расскажи мне, как ты живешь?
– В общем-то, неплохо, но порой несколько устаю, чувствуя в этом городе особое одиночество.
Я часто мечтаю, как вернусь в Вермонт и займусь еженедельником отца. Он подумывает уйти на покой.
– Так сделай это, – оживилась Джорджина, желая, чтобы ее подруга решилась осуществить то, на что не решалась она.
– Я не такая храбрая, Джорджи. Последние десять лет мне приходилось выплачивать долг за учебу. Наконец я нашла работу по душе, но оказалась под пятой у злобного монстра. Я уж думала, что жизнь хоть немного улыбнется мне, но этого не случилось. Тебе так повезло. Все впереди.
– У меня? Рона, я вышла замуж за человека, который оставит меня богатой вдовой прежде, чем мне исполнится сорок лет. И мне придется начинать все сначала. Если не считать особой удачей массаж лица и ленчи.
– Но у тебя будут твои книги... – Рона умолкла.
– Книга.
– Да, пока. Скоро ты начнешь работать над новой. Кажется, речь шла о шести. Во всяком случае, так говорили на встрече сегодня утром.
Джорджина сползла на край дивана и уставилась на подругу.
– Что ты имеешь в виду?
– Твою серию... ее хотят представить в телевизионном шоу.
Джорджина вскинула голову, внезапно поняв, о чем речь.
– Повтори, Рона, повтори, – отрывисто сказала она. – Я в полной растерянности.
– Ты ничего не знала?
– Это безумие. Какая серия? Что за шоу? Рона вздохнула.
– А я думала, что потому ты и пригласила меня на ленч. Я решила, что... ну, не знаю, что ты хочешь отпраздновать...
– Рона, ты должна мне все объяснить, – взмолилась Джорджина. – Поскольку Таннер взял все в свои руки, я в полном неведении.
– Вступи в клуб. – Рона отвела глаза.
– Рона, – начала успокаиваться Джорджина. Какая удача, что она пригласила Рону. Интересно, когда Таннер собирался все рассказать ей об этом? – Во что они меня втягивают?
Сделав глоток вина, Рона поведала ей обо всем, что знала. Ирвинг Форбрац договорился с главой издательства, конечно же с ведома Таннера, и намерен провести целую кампанию, чтобы сделать Джорджину звездой домоводства.
Ошеломленная Джорджина слушала молча. Когда Сельма сообщила, что ленч готов, они пошли в гостиную и сели по обе стороны изысканно сервированного стола. Никто из них не произнес ни слова, пока Сельма подавала блюда, а Гровер наливал вино в бокалы.
– Даже не верится, что ты не в курсе дела, Джорджи, – наконец сказала Рона, разворачивая огромную камчатную салфетку и раскладывая ее на коленях. – А тебя это чем-то смущает?
Джорджине было трудно ответить: в горле стоял ком. Она не могла объяснить Роне, как потрясена, как зла на Таннера. Может, это даже не гнев. Она чувствовала себя раздавленной и беспомощной.
– В общем-то, да, – с трудом выдавила она, ковыряя салат. – Хотя, наверно, я должна радоваться.
– Не замечаю энтузиазма, голубушка.
– Да его у меня и нет. На меня свалилась куча забот.
– А, вот в чем дело, – небрежно сказала Рона, отламывая кусок теплой булочки. – Ты почувствуешь себя куда бодрее, когда тебе представится возможность окунуться во все это. Кстати, что ты носишь?
Джорджина оглядела свой свитер.
– Толком не знаю. Вроде купила у Донны Каран, на распродаже.
– Нет, нет. Я спрашиваю, что ты наденешь на прием.
Джорджина выронила вилку.
– Прием? – как автомат, повторила она. – Будет прием?
– Конечно. О, Господи, ты и об этом не знаешь! – Рона схватилась за голову. – Он состоится... примерно через неделю, в следующую пятницу. В Зимнем дворце, в таком большом стеклянном зале в Финансовом центре. Надеюсь, ты расскажешь мне, как все пройдет, потому что меня там не будет. Прием только для светил из „Уинслоу" и прессы.