— Правда, она, — подключилась Валя, тоже заглядывая на открытку через плечо Арнольда. Тимур, посмотрев на фото, закивал.
— Ничего не понимаю, — пробурчал Грибницкий.
— Иоанна Русакова и Варя Гранитова — это одно и то же лицо. Действительно, моя дальняя родственница. Только вряд ли вы могли её встретить.
— Это почему? — спросила Ева, грея у камина спину, пока Астра мазала её колени зелёнкой.
— Она родилась в тысяча девятисотом.
— Почти двести лет назад, — наморщил лоб Арнольд. — Как это возможно-то? Ты нас разыгрываешь?
— Делать мне больше нечего. — Агнесса забрала у Хуберта карточку и собрала остальные, рассыпавшиеся по полу.
Глава 10
В понедельник утром Истомина и Грибницкого вызвала Тамара Александровна.
— Садитесь, — кивнула она на винтажные кресла с бордовой обивкой. — Итак, сегодня утром меня на работе встретило вот это послание. — Тамара Александровна продемонстрировала несколько скреплённых листов. — Если вкратце, эта жалоба поступила из Нового института благородных девиц.
— На что жалуются? — спросил Грибницкий, сложив руки на набалдашнике трости.
— На поведение наших студентов в Елисеевом монастыре города Растяпинска.
— А они как-то не так себя вели? — снова спросил Грибницкий.
— Здесь сказано, — Тамара Александровна просматривала письмо поверх очков, — что они вели себя крайне недостойно, пренебрегали гидом, нарушили общественный порядок, грубо попрали общепринятые правила поведения в церкви и монастырский устав, оскорбляли окружающих и затеяли ссору с педагогом, сопровождавшим группу из Института.
Тамара Александровна вопросительно посмотрела на Грибницкого. Тот лишь пожал плечами и перевёл взгляд на Истомина.
— По правде сказать, — осторожно начал Истомин, — небольшой инцидент действительно имел место, но…
— Да? — Тамара Александровна смотрела на него поверх очков.
— Наши студенты были не виноваты.
— То есть этот, как вы изволили выразиться, инцидент был спровоцирован кем-то другим?
— Можно и так сказать.
— Даниил Юрьевич, скажите прямо. Кто затеял ссору?
— Строго говоря… одна из наших студенток, но её, как вы правильно сказали, спровоцировали. — Истомин в двух словах описал ситуацию, произошедшую у раки с мощами.
— А что за «пренебрежение гидом»? — спросила Тамара Александровна.
— О, гид нам попалась та ещё, — пробормотал Грбницкий.
— Фёдор Петрович, не понимаю вашей иронии, — сухо произнесла Михайловская. — Кстати, где вы были во время… хм… инцидента у мощей?
— В чайной, — честно ответил Грибницкий.
— Так или иначе. — Михайловская положила письмо на стол и устало повела плечами. — Второй экземпляр кляузы направлен в Управление образования, причём к ней приложены ещё и показания гида. Так что меры принять я обязана. Вам, как кураторам, не справившимся с задачей, объявляется выговор. В Управлении мы сейчас не в чести из-за эко-амазонок, которые завалили их требованиями и протестами. Так что мне придётся ещё и лишить вас обоих премии.
— Ну что ж, — вздохнул Грибницкий. — Ничего не поделаешь.
— Кроме того, вы обязаны присутствовать на воспитательной беседе со студентами, которую проведёт Калерия Марковна, с ней я уже договорилась. Теперь следующее.
У Истомина внутри ёкнуло.
— Даниил Юрьевич, что это за несогласованная поездка в зону отчуждения? — Михайловская, сложив руки на столе, снова смотрела на него поверх очков.
— Это было желание студентов, — промямлил Истомин, потирая вспотевшие ладони.
— Послушайте. — Тамара Александровна откинулась на спинку кресла и сняла очки. — Если мы будем потакать всем желаниям наших студентов, то какой смысл устанавливать правила? Вы в курсе, что девочка в госпитале?
— Как она? — встрял Грибницкий.
— Жить будет, но вот танцевать… — Михайловская складывала и раскладывала дужки очков. — На восстановление потребуется время. Так как Лиза стипендиатка, а происшествие случилось во время школьной экскурсии, оплачивать её лечение придётся из фонда Гимназии. И знаете, что самое интересное?
— Что? — спросил Грибницкий вместо Истомина, у которого язык прилип к нёбу.
— Сегодня звонили из следственной группы. Ваши показания не подтверждаются. — Михайловская внимательно посмотрела на Истомина.
— Как это? — снова пришёл на выручку Грибницкий.
— В Чернореченском заповеднике вообще нет егерей. Территорию патрулируют дроны.
— Но… — выдавил Истомин.
— Вот и мне непонятно. Если бы кто-то один на них указал, но целая группа…
В этот момент засигналил стационарный коммуникатор. Тамара Александровна кивнула на дверь и приняла вызов.
— За проделки студентов вне школы всё равно отвечают учителя, — сказал Грибницкий Истомину, когда они вышли из директорского кабинета.
Истомин уже собрался отправиться на лекцию к седьмому курсу, когда из-за угла на него налетела Магдалена Оскаровна Третьякова.
— Ох, простите, — запыхавшись, пробормотала она. — Тамара Александровна у себя?
— У себя, — кивнул Грибницкий. — Что-то случилось?
— Ох, это чепе! — Третьякова, не обращая внимания на вопросы Грибницкого и удивлённый возглас секретарши, без стука ворвалась в кабинет директора.
Грибницкий вопросительно посмотрел на Истомина, тот только пожал плечами. Через несколько секунд из кабинета выбежала Третьякова, что-то сбивчиво объясняющая и размахивающая руками, за ней вышла Михайловская. Третьякова, не дожидаясь, пока директор её догонит, убежала на несколько шагов вперёд.
— Идёмте же! — с истерической ноткой воскликнула она.
— Я иду, — раздражённо произнесла Михайловская. — Поймите, я уже не могу бегать так, как вы. Возраст, знаете ли.
Истомин взял Тамару Александровну под руку, и идти ей стало легче.
— Что произошло? — громко спросил Грибницкий, которому спешка тоже давалась непросто.
— Наш фонтан, — прокричала Третьякова, оборачиваясь. — Кто-то его испортил!
Когда процессия добралась до фонтана, установленного в небольшом крытом зимнем садике прямо за корпусами, вокруг уже собралась толпа студентов и преподавателей, снимавших происходящее на видео. Правда, близко никто не подходил, а некоторые прикрывали лица.
По словам Третьяковой, фонтан испортили, но это было мягко сказано. Вода в приобрела бурый оттенок, чаша и небольшой бассейн белого мрамора покрылись грязными разводами. Вокруг распространялся гнилостно-фекальный запах, от которого щипало глаза и сдавливало горло.
Перед Тамарой Александровной толпа расступилась.
— Ученикам и преподавателям, я полагаю, стоит отправиться на занятия, — твёрдо сказала она. Когда Михайловская что-то произносила таким звенящим тоном, никто не решался ей перечить.
Через полминуты в зимнем садике осталась только она, завхоз Пал Палыч, Третьякова и Тяпкина-старшая.
— Теперь ещё и это, — тяжело вздохнула Тамара Александровна, опускаясь на скамейку у фонтана.
— Ничего страшного, я думаю. — Пал Палыч поскрёб лысину. — Как в тот раз, со шкафчиком. Тогда была просто краска.
— Просто краска, просто игрушки из шуточного магазина, просто потакание капризам студентов, — вздохнула Михайловская. — Как всё просто.
Пал Палыч развернулся и исчез, через минуту фонтан перестал работать, грязная вода стекла, оставив узоры разводов и склизкие бесформенные вонючие комки.
— Эко-амазонки, — уверенно сказала Третьякова. — Больше некому. Никто из студентов не посмел бы.
— Добрались-таки. — Тамара Александровна с досадой хлопнула себя по колену. — А я всё думала, почему в их протестах ни слова о фонтане. Пруд, бассейн. Вот они, значит, как решили его достать. Диверсия. И ведь ничего не докажешь.
— Как это — не докажешь? — Третьякова подняла брови. — А как же камеры?
Просмотр записей камер наблюдения в комнате охраны ничего не дал. Вода позеленела на перемене, когда у фонтана толпились студенты. Идентифицировать того, устроил диверсию, не получилось.