Трудное историческое прошлое сформировало исландцев суровыми и аскетичными людьми, мужественно и смело борющимися с природой, с гнётом и несправедливостью. Исландец решителен, непокорен, бескомпромиссен. Он придаёт королям не очень серьёзное внимание. Все исландцы равны перед Богом, и если исландец не слуга другого, то он сам считает себя королём. Исландцам в высшей степени присуще чувство национального достоинства, веры в свои силы. Надежда покидает их последней.
Экономические условия и уклад жизни в современной Исландии таков, что мужчине трудно прокормить семью, имея только одну профессию или работая только в одном месте. Как правило, все исландцы подрабатывают по крайней мере ещё в одном месте, а то и в двух или дополнительно осваивают другую или третью профессию. Очень часто в биографии того или иного лица можно прочитать, что имярек был поэтом, крестьянином и кузнецом.
Когда к берегу подходят косяки сельди или трески, то жители столицы и других прибрежных посёлков бросают всё и выходят в море ловить рыбу. Рыба — основа экономики страны. Природных ресурсов на острове практически нет. Есть вода, есть гейзеры и... лава. Травяной покров составляет очень небольшой процент поверхности. Плодородного слоя почвы нет. Из домашних животных преобладают овцы. Они дают шерсть (знаменитые исландские свитера!), мясо и скюр — нечто среднее между йогуртом и кумысом, национальный напиток исландцев.
Рыба напоминает о себе везде. Её запах разносится по всему городу. Треска штабелями навалена в порту на складах, развешена на крючьях для естественного вяления на сыром морском воздухе, продаётся во всех магазинах и кафе, консервируется и упаковывается в банки на фабриках, загружается в трюмы пароходов, а около моря валяется под ногами. Повсюду сельдь и треска, треска и сельдь.
...Я брожу по улицам Рейкьявика и постоянно ощущаю свою значимость. Впервые в жизни я стал объектом внимания серьёзной государственной структуры. За мной по пятам неотступно следуют два филёра. Они добросовестно выполняют выученные, вероятно, у датских коллег приёмы, не упускают случая зайти вместе со мной в какой-нибудь магазинчик, дышат мне в затылок и отворачиваются в сторону, когда я ненароком сталкиваюсь с ними взглядом. Приятно убедиться в том, что исландские филёры действуют в точном соответствии с тем, чему нас в своё время учил инструктор по наружному наблюдению. Значит, филёр он и в Исландии филёр. Набор приёмов у него такой же, как у русского «наружника».
Сочувствую этим ребятам, потому что они уже в годах и трёхчетырёхчасовые прогулки для них достаточно обременительны. Сесть в машину, как это принято в больших городах, они не могут: во-первых, в автомобиле вести слежку несподручно, потому что я то и дело меняю направление и куда-нибудь захожу. Развернуться исландским детективам негде — не те масштабы, город небольшой. О том, чтобы сесть за руль, им и в голову не приходит, потому что объект сразу их расшифрует. Медленно ползущая за пешеходом машина в Рейкьявике — это всё равно что слон, наступающий вам на пятки на улице Горького. В этой связи приходит на ум рассказ нашего инструктора о работе филёров в 1920-х годах. Иностранцы и нэпманы передвигались, как правило, на автомобилях, в то время как сотрудники бригад наружного наблюдения ЧК обходились тогда в крайнем случае велосипедом, а чаще — «одиннадцатым номером». Так вот отчёты сотрудников «НН» частенько заканчивались фразой: «Объект сел в авто и исчез в неизвестном направлении. После этого НН за ним не велось».
Объект пришёл в парк, подошёл к пруду и как в воду канул.
Я, конечно, тоже могу взять такси или кануть в озеро, но делать этого не следует. Зачем без толку дразнить людей? Пусть себе ходят за мной, мне так спокойней. Ну, уйдёшь от них один раз, так следующий раз они так тебя обставят, что не возрадуешься! Себе дороже такие штучки, испытывать на прочность «наружников» надо в тех случаях, когда это крайне необходимо. Например, если нужно во что бы то ни стало выйти на встречу с важным агентом.
Со стороны Атлантического океана, не переставая, дует сильный и влажный ветер, подгоняя рваные, густые чёрно-свинцовые хлопья облаков. День в декабре длится часа четыре, а остальное время — это сумерки и приполярная ночь. Снег выпадает, но быстро тает. В общем погода, похожая на наш поздний ноябрь. Изредка блеснёт из-за облаков яркий луч солнца и осветит всё в ярко-оранжевый свет — спичка спелеолога, заблудившегося в лабиринтах огромной и мрачной пещеры. Пожалуй, если бы в Рейкьявике держался снег, было бы легче переносить это время года, но расточительный Гольфстрим не оставляет для этого никакого шанса. И какому чудаку пришла в голову мысль избрать этот остров местом для своего жилища? (Я тогда, естественно, не предполагал, что спустя пару десятков лет мне доведётся увидеть более дикие места, чем Исландия.)