Да, ножницы всегда лежали на окне у стола, это было их постоянное место.
Нет, кафельные печи никогда не топили. Дымоходы много лет никто не чистил. В ателье обходились электрокаминами.
Да, дверь между комнатой портних и комнатой закройщицы чаще всего была открыта, как и дверь, ведущая из комнаты закройщицы в холл.
Еще что-нибудь?
Но Би замотала лохматой головкой и, рискуя подавиться, проглотила огромный кусок сочного яблока.
— Нет-нет, те уже давно убрались. А теперь под дверью топчется забавная тетка, говорит, ее зовут Пирет, она вроде собиралась написать статью о новой осенней коллекции для «Женского мира» или какого-то другого журнальчика, и еще она утверждает, что договаривалась с фру Арман о встрече еще сто лет назад.
— Пирет Густафссон! — снова вздохнула Аста. — За всей этой суетой я совсем про нее забыла. Но ее статья должна пойти в печать прямо завтра, фотографии готовы, и остался только текст, верно?
— Да уж, — мрачно подтвердила Ивонна. — В пятницу они снимали меня двенадцать часов без перерыва. Двенадцать часов, хотя был праздник, и вообще. Я позировала везде, где только можно: и в Ярдет, и на Блокхюсудден, и на мосту Носкебю, и в аэропорту Брамме — короче, когда все закончилось, я была как мороженая селедка. Кстати, она могла бы к нам тогда присоединиться, не пришлось бы демонстрировать все это еще раз. Хотя здесь, в салоне, конечно, в сто раз теплее и уютнее, и шерри под рукой. Нам, как всегда, придется ее принять?
— Разумеется, — с прежней энергичностью подхватилась Мария. — Мы не можем переносить все дела на другой день или на другую неделю. И потом, я думаю, что комиссар Вик скоро придет сюда и захочет снова поговорить со всеми, так что и не мечтай, что тебе удастся сбежать.
— Комиссар? Ты что, виделась с ним сегодня?
«Нет, — подумала Мария. — Хотя мы встали очень рано, он уже уехал из Упсалы, оставив лишь коротенькую записку у портье „Жиле“».
Асту Арман она спросила:
— Мне пригласить фру Густафссон сюда?
— Да. Би, постарайся быть немного повежливее, Пирет Густафссон из «Женского мира» — одна из самых видных и серьезных журналисток, пишущих о моде.
— Вот-вот, — с кислой улыбкой добавила Ивонна. — И одна из самых осведомленных…
— Она рта не закрывает, — некоторое время спустя сообщила Би Кристеру Вику. — Слушать ее — обалдеть можно! Если встать в дверях примерочной, тогда никто нас не заметит.
Кристер самым бесстыдным образом дал Би вовлечь себя в бесплатное развлечение. Это и впрямь было безопасно, поскольку и Аста Арман, и Пирет сидели спиной к примерочной, причем последняя так глубоко погрузилась в бархатное кресло, что ее и вовсе не было видно. Видна была только бурно жестикулирующая рука, украшенная звенящими золотыми браслетами, да слышался металлически звонкий голос. Она действительно говорила. Пока манекенщица находилась перед ними посреди салона, она комментировала свои беглые зарисовки моделей. Когда же Ивонна Карстен уходила переодеться, это немедленно вызывало резкую смену темы монолога.
— Ага, камвольная пряжа с мохером. Неплохое сочетание — гладкая красная юбка и пиджак в красную клетку. Отличный фасон — пояс, мягко стягивающийся на талии, пиджак тоже свободный, но на десяток сантиметров длиннее. Твоя идея или Жака?
— Идея моя, — ответила Аста. — Жак теперь для меня не так много работает.
Ивонна со скучающим видом повернулась, отставила стройную ножку, отчего узкая юбка натянулась на бедрах, подняла руку и выплыла из комнаты.
— Говорят, они крепко повздорили — Жак и эта твоя черноволосая красотка. И кто мог подумать, что он ее бросит? Она просто украшение любого вечера, любой премьеры, на которых он так любит появляться. И она отнюдь не глупа, так говорил, во всяком случае, Фольке Фростелль, когда был жив.
— Фольке? Но ведь с тех пор прошло уже девять лет. Ивонна тогда была еще совсем ребенком.
— Ну, знаешь, Фольке Фростелль был человеком мудрым и никого не хвалил просто так. Ага, а это у нас что? Модель «Валдинн». Зеленый крепдешин… Очень милое платье с завязывающимся поясом и слегка задрапированным вырезом — на фотографии оно будет смотреться великолепно и привлечет внимание наших читательниц.
Кристер употребил бы более эмоциональные эпитеты, чем «милое», — возможно, ему просто трудно было объективно оценить бутылочно-зеленое платье отдельно от той, на которой оно было надето, особенно после того, как огромные глаза Ивонны заметили его присутствие, и все ее движения тут же стали томными и чувственными. Только через несколько минут после ее исчезновения он смог снова сосредоточиться на словах журналистки.