Я успел приняться уже за вторую сардельку, когда рядом вырос Веспер Юнсон. Голодным взглядом он покосился на меня и заявил:
— Я тоже не обедал. — И направился к лоточнику. А через минуту вернулся, неся в каждой руке по дымящейся сардельке.
— Что нового? — полюбопытствовал я.
Он жадно проглотил кусок.
— Адвокат Шиль — старый хитрый лис и говорить не хочет. Занимается он не только разводом Хелен и Гилберта, он еще и поверенный Свена Леслера.
Мы уселись на заднее сиденье и поехали дальше.
— В таком случае он знает содержание завещания, — сказал я.
— Конечно, но завещание будет вскрыто только после похорон.
— И он не пожелал вас информировать?
— У него нет на это права. — Веспер Юнсон откусил большущий кусок и с жаром воскликнул: — В самом деле, вкусно! — Доев сардельку, он достал носовой платок и тщательно вытер руки. — Впрочем, он дал мне понять, что никаких сюрпризов в завещании нет.
— Иными словами, сестра и братья унаследуют миллионы.
Комиссар кивнул.
— Единственная неожиданность — Хелен станет состоятельной вдовой. Унаследует после мужа почти четверть миллиона.
Да, это был сюрприз!
— У Гилберта водились деньги?! — не поверил я.
— Невероятно, но факт. Деньги лежат на закрытом счете, и Гилберт мог их получить только после тридцати пяти. До тех пор он распоряжался только процентами. Сам капитал был для него недосягаем, как золото в королевском банке. Кстати, это не золото и не серебро, а ценные бумаги.
— И теперь все они отходят Хелен?
— Совершенно верно.
— Надо же, вспомнил жену в завещании, — удивился я.
Веспер Юнсон фыркнул.
— Вспомнил? Думаете, Гилберт Леслер помнил о ком-то, кроме себя? Он вообще не оставил завещания, так что состояние автоматически отходит Хелен как ближайшей наследнице.
Я задумался.
— Но ведь они уже договорились о разводе. А в таком случае супруги, наверное, утрачивают право наследовать?
Он покачал головой.
— Право наследования действует, пока брак официально не расторгнут, что происходит лишь через год, когда истечет контрольный срок. Юридически брак расторгается только после суда.
Но ведь Хелен собиралась вчера к адвокату именно по этому поводу? Да, теперь я вспомнил. Она даже условилась с адвокатом на определенный час, но не пошла, лежала в постели с мигренью.
— Если бы Хелен вчера побывала у адвоката и подписала бракоразводные документы, она бы потеряла право на наследство?
Веспер Юнсон как-то странно покосился на меня.
— Если бы Хелен вчера подписала бумаги, а Гилберта убили нынче вечером, она, скорее всего, осталась бы без наследства. Поскольку городской суд мог уже сегодня утвердить расторжение брака.
Я размышлял над его словами, но смысл их ускользал. А он спокойно продолжил:
— У Хелен Леслер была убедительная причина убить мужа, вдобавок и алиби у нее нет. Однако насколько я знаю, размер обуви у нее не сорок третий, да и силенок маловато, чтобы таскать взрослого мужика по лестницам.
Я хотел ответить, но тут Класон затормозил у нового здания уголовной полиции на Бергсгатан. В опаловых сумерках светлый бетонный фасад казался до странности белым.
Скоростной лифт доставил нас на третий этаж, комиссар предложил мне посидеть в приемной, а сам исчез в кабинете.
То и дело зевая, я листал вечерние газеты и сквозь желтую полированную дверь слышал, как Веспер Юнсон говорит по телефону. Звонил он в разные места. А у меня глаза словно песком засыпало, все тело ломило, одежда мешала каждому движению. Да, прошли те времена, когда я безнаказанно пренебрегал сном.
В углу стоял стул. Я подтащил его поближе к креслу и водрузил на сиденье тяжелые, как гири, ноги. И в эту самую секунду в приемную вышел Веспер Юнсон.
— Ночевать собираетесь? — неодобрительно поинтересовался он.
— А что, очень удобно.
— Хоть бы газетку подстелили под грязные ботинки.
Я встал и опять зевнул.
— В последние годы слух у Свена Леслера действительно ухудшился, — сообщил комиссар. — Что-то с внутренним ухом, похоже, лечение не помогало. Я говорил с его врачом. Странно, но, по его словам, вчера около пяти Свен Леслер позвонил ему и записался на сегодня. Сказал, что прочел где-то о новом чудодейственном методе гормонотерапии, который восстанавливает слух.
— Вот как, — буркнул я.
Сонливость не проходила, тяжелые веки сами собой опускались.
Привычным жестом Веспер Юнсон расправил усы и холодно посмотрел на меня.