Коснятин хотел венчаться в родном Новгороде. Там у него были друзья и родичи.
– Что скажешь? Подождешь до Новгорода? – целуя мои пальцы, спрашивал он. Мне нравилось, как он спрашивает, и нравилось видеть его на коленях, но почему-то хотелось отнять руки.
Я не сделала этого. И не стала перечить. Не все ли равно, где венчаться? Одно худо – моя девственность..: Я не знала, как сказать об этом Коснятину. А надо ли было говорить? Давно, во время наших странствий со Стариком, я попала в дом старой угорки. К ней часто приходили согрешившие девушки. Угорка учила их обманывать мужчин. Был нужен только пустой рыбий пузырь и немного куриной крови…
Мне не претило обмануть Коснятина. Разве он сам хотел знать правду? Нет, вряд ли… Правда принесла бы ему много боли и отобрала бы у меня надежду. А мой грех не его дело. Любовь не грех. Но любви больше нет, а маленькая ложь поможет и мне, и посаднику.
Мне не хотелось думать о прошлом. Зачем? Впереди ждала безбедная и радостная жизнь. Теперь никто не осмелится обругать или ударить меня. За мою честь стеной встанут слуги и воины новгородского посадника… Вот они промчались мимо на своих конях – красивые, широкоплечие, готовые выполнить любой приказ моего жениха. А люди вокруг машут руками, улыбаются, кричат что-то восторженное. Все, как я мечтала…
Прощайте, люди, прощай, славный Киев! Глядите, рядом со мной – мой будущий муж. Он смел, богат и знатен. Он увезет меня далеко-далеко от киевских стен и моих воспоминаний… Здесь за тяжелыми воротами останется терем Предславы, погост, где я пела оборотням, мрачное пепелище, оставшееся от избы Улеба, и унылая деревенька, где умер Журка.
На миг мне почудился его голос. Я огляделась. Но кричал не Журка, а невесть откуда возникшая на пути нищенка. Она словно выросла перед обозом из дорожной пыли. Рваное платье сползло с ее плеча, а желтое лицо пылало нехорошим румянцем.
– Ты потаскуха! – тыча в меня пальцем, кричала она. – Арканай!
Арканай? Я дотронулась до тонкого шрама на горле. Его совсем не было видно, но стоило прикоснуться – и кожа чувствовала холодок железа. Меня передернуло. Откуда безумная бродяжка узнала об Арканае?
Кликуша еще что-то прокричала, упала на колени в пыль и запела. Морщины на ее желтом лице разгладились… Перед моими глазами, будто наяву, встала телега с сеном, мертвый крестьянин на облучке и его отчаянно визжащие дочери за моей спиной.
«Это же старшая! – узнала я. – Та, которую я последний раз видела полуголой и израненной, на земле, в окружении гогочущих печенегов. Неужели ей удалось выжить?»
Посадник подал знак слугам, и старшую оттащили. Киевские ворота проплыли мимо. Я откинула голову и закрыла глаза. Надо забыть обо всем. Забыть… Телегу потряхивало на ухабах. Прошлое утекало куда-то вдаль…
Меня разбудил голос Коснятина. Он произнес мое имя. Я открыла глаза и подняла голову. Лицо посадника показалось странно обеспокоенным.
– Откуда такое имя – Арканай? – спросил он.
Мне удалось пробормотать что-то и улыбнуться. Не хотелось толковать о былом и пускаться в объяснения. Жизнь идет. Будет лучше, если кликуша и ее обвинения останутся там, где остались Журка, Предслава, Старик и Горясер.
Я закрыла глаза. Посадника удовлетворил мой ответ. Он отъехал от телеги и заговорил со своим сотником.
«Он никогда не кричит на слуг, – некстати подумала я. – Хороший человек… Скоро я назову его мужем. Мне ли поддаваться грусти?»
Возница подхлестнул лошадь. Телегу тряхнуло, понесло. Ветер забился в рот. Я спрятала лицо в мех. Все будет хорошо…
54
Святополку было страшно. Страх не оставлял его с битвы на Альте. Он не помнил, как выбрался из сечи. Чувствовал, что его куда-то везут, изредка долетали слабые голоса слуг. Они что-то спрашивали, но так тихо… Их заглушал надвигающийся издалека грозный топот. Окаянный знал, кто гонится за ним. Не Ярослав, нет… Это были враги пострашнее. Те, кого он вдруг увидел на поле битвы, бездушные и безмолвные… Мертвецы…
На Альте они вырастали из-под земли и крушили его воинов. Несчастные печенеги и верные дружинники падали под ударами их ржавых мечей, словно колосья под острой косой. А над полем боя, на холме, стоял князь Борис. У него было страшное, покрытое струпьями и язвами лицо. Он медленно поворачивал голову, словно кого-то искал. Святополк знал, что брат ищет его.