— Это действительно неправильно - разрешать вам водить машину. Риски...
— Но я же король, - говорю я, направляясь к нему.
Он вздыхает, глядя себе под ноги. — Именно.
— Ты не можешь остановить меня, Ладди.
— Не остановлю, сэр, - говорит он. Он бросает на меня настороженный взгляд. — Просто... вы - единственный король, который у нас есть. Обещайте мне, что вы позволите Никласу вести машину обратно.
Никлас.
Я не могу сдержать кислой улыбки на своём лице. Я похлопываю Людвига по спине и прохожу мимо него.
Никто не догадывается, не так ли?
А если и догадываются, то невероятно хорошо умеют хранить секреты Хелены.
Когда-нибудь и у меня должен быть свой секрет, который будет лучше, чем симулировать брак без любви.
Потому что сейчас это правда. Может, она и разлюбила меня, но вскоре я последовал за ней. Как можно позволить своему сердцу биться для кого-то, когда оно уже разорвано на две части?
Я беру в прихожей лёгкую куртку и направляюсь к чёрному внедорожнику.
Обычно Хелена настаивает на поездке в «Роллс-Ройсе» или «Таун Кар», но с учётом пересечённой местности здесь, на острове, «Лэнд Ровер» лучше.
Я сажусь в него и начинаю спускаться по длинной извилистой подъездной дорожке мимо неработающих рядов нашей собственной винодельни и выезжаю за ворота.
Я сажусь в машину и начинаю спускаться по длинной извилистой подъездной дорожке мимо неработающих рядов нашей собственной винодельни и выезжаю за ворота.
На меня нахлынули смутные воспоминания о детстве, когда мы приезжали сюда всей семьёй. Бегали по виноградникам с моей сестрой Стеллой, прятались от няни, когда пора было ложиться спать. Я был так молод и так свободен, только потому, что не знал ничего лучшего. Я не понимал ловушку королевской власти, что за деньги и привилегии приходится платить страшную цену, которую никогда нельзя игнорировать.
Меня готовили к тому, чтобы я стал королём с самого рождения.
Я просто никогда не знал, что это значит.
Я никогда не знал, чего это от меня потребует.
Мои руки крепко сжимают руль, пока я еду в темноте под старыми дубами. Дорога извивается и поворачивает, как артерия.
Я пытаюсь продумать, что я им скажу.
Но всякий раз, когда я формирую слова в своей голове, ярость берет верх.
Так что я позволил своему разуму оставаться пустым на протяжении всей оставшейся части пути, пока не остановился прямо перед взлётно-посадочной полосой, тридцать минут спустя. Обычно я никуда не езжу без Людвига или королевского сопровождающего, такого как Эдвард, но как король, я могу устанавливать свои собственные правила, и сегодня мне нужно было побыть одному. Кроме того, никто даже не заподозрит, что это я за рулём на этом крошечном частном аэродроме у подножия гор.
Я не глушу машину, заглядываю через руль, чтобы увидеть один из наших небольших частных самолётов. Хелена и Никлас отходят от самолёта. Она немного опережает его, поддерживая видимость. Пока что.
Они проходят через ворота в ограде из цепей, Хелена замечает машину.
Но по мере того, как они приближаются, её походка замедляется, брови нахмурены настолько, насколько позволяет ботокс. Начался дождь, размывая её изображение через лобовое стекло. Она знает, что это я.
Я выхожу из машины и киваю ей и Никласу.
Выражение её лица бесценно. Я хотел бы быть более достойным человеком, чем смаковать такие мелкие желания, но это правда. Она смотрит на меня с чистым разочарованием, понимая, что теперь она не сможет провести свою поездку, трахая Никласа. За этим следует страх. Страх, что о ней узнают, страх, что я что-то знаю - иначе зачем бы я был здесь?
— У вас был хороший перелёт? - спрашиваю я их, сохраняя голос ровным и лёгким. Удивительно, как хорошо мне это удаётся. Мои черты лица редко выдают пламя внутри.
— Что ты здесь делаешь? - спрашивает Хелена, её голос вырывается с шипением.
Я сохраняю фальшивую улыбку на губах и жестом показываю на машину. — Я хотел, чтобы это был сюрприз. Мы так редко проводим время вместе. Я не могу вспомнить, когда мы были здесь в последний раз. Обычно здесь только ты и Никлас, только вы двое, не так ли?
Когда я произношу его имя, мои глаза устремлены на него, и мне приходится изо всех сил сдерживать ярость внутри себя. Даже взгляд на него заставляет мою кровь кипеть. Он намного моложе меня, лет тридцати, с этими пустыми глазами и вечной усмешкой на губах. На первый взгляд, он мало говорит и кажется, что он здесь только для того, чтобы подчиняться. Но я знаю лучше. Он может вести себя как послушный дворецкий, но первым бросит вас на съедение акулам. For helvede (прим. пер. – чёрт возьми) он и есть акула.
Хелена только кивает. Она даже не может улыбнуться. Она садится на заднее сиденье и говорит Никласу вести машину.
— Я поведу, - говорю я ей. — Никлас устал от путешествия, я уверен.
— Это не проблема, - говорит он, но я отмахиваюсь от него и сажусь обратно на водительское место, предоставляя им самим решать, где они хотят сидеть.
Снаружи поднимается ветерок, и крупные капли дождя начинают собираться на лобовом стекле, освещённом тусклым светом самолётного ангара. Кровь в моих ушах - это постоянное "уош, уош, уош".
Наконец, Хелена садится на заднее сиденье, а Никлас - на пассажирское. Либо она настолько привыкла к тому, что её возят, что сидеть спереди кажется ей неприличным, либо она настолько меня не выносит. Думаю, и то, и другое.
Поездка проходит в молчании. Мне приходится навязывать разговор в самом начале, спрашивать о детях, о погоде. Я точно знаю, что моя тётя Майя сейчас заботится о Кларе и Фрее, но забавно, как мало Хелена об этом знает. А может, это вовсе не смешно. Возможно, это просто грустно.
Моё сердце сжимается при мысли о том, что я собираюсь сделать.
Как я собираюсь всё это разрушить.
Я знаю, что сказал бы мой отец.
Я знаю, что он сказал бы мне, что любовь никогда не была частью сделки. Чёрт, это он с самого начала предупреждал меня о Хелене и о том, что её школьная влюблённость никогда не была тем, чем казалась. Это единственная причина, почему я так сомневался в ней с самого начала. Но она была прекрасна и так предана, и заставила меня почувствовать себя королём задолго до того, как я им стал.
Это моя роль - притворяться. Это трон, на котором я сижу, трон, вырезанный из лжи, старый как века.
Но больше нет.
Последняя разумная мысль, которая приходит мне в голову, - это мысли о моих детях и о том, что их мир был бы бесконечно счастливее, если бы я просто притворялся, притворялся и притворялся.
Я должен делать это для них.
Всё для них.
И всё же это не останавливает слова, которые вылетают из моего рта.
— Я знаю о вас двоих, - говорю я.