— Никлас, - выплюнул я. Я смотрю на неё широко раскрытыми глазами. — Это был Никлас. Он украл твой дневник.
Она выглядит обескураженной. — Почему ты думаешь, что это был он?
— Кроме того, что у него на меня зуб? Кроме того, что он знает, что это сойдёт ему с рук? Он сказал мне однажды, что был в твоей комнате.
— Что!? - восклицает она так громко, что девочки смотрят в эту сторону.
— Ничего страшного, возвращайтесь к своим играм, - говорю я им.
Аврора хватает меня за воротник, крепко. — Что значит, он был в моей комнате?
Точно. Что ж, полагаю, я действительно облажался. — Он сказал, что искал тебя. Не знаю, верить ему или нет, но он увидел твою вазу и решил прокомментировать, какая она дорогая.
— О, Боже. О, Боже. Что, если он украл моё нижнее белье?
— Пожалуйста, не говори так.
— Почему ты мне не сказал?
— Это было сразу после Рождества, - объясняю я. — Я немного нагрубил ему.
— Не могу поверить, что тебе приходится грубить своим сотрудникам.
— Ты знаешь, какой он, и не было смысла тебе говорить. Ты бы расстроилась, а потом захотела бы его увольнения, а я не мог сказать тебе, почему я не могу его уволить.
— Мы с тобой - гребаный бардак, - говорит она, отпуская меня и складывая руки на груди.
— Ну и где теперь твой дневник?
— Он в грузовом отсеке самолёта. Я взяла его с собой. И первое, что я собираюсь в нём написать, это то, какой ты большой, жирный придурок.
Я разразился смехом. Я не мог сдержаться.
— Что? Ты такой. Дорогой дневник, Король Засранец снова оказался засранцем.
— Надеюсь, ты включишь туда все те разы, когда я заставлял тебя кончить.
У неё отвисает челюсть, и она смотрит на девочек, чтобы проверить, слышали ли они, но они уже надели наушники. Умные девочки.
— Как ты можешь быть таким обыденным во всём этом? - кричит она. — Мы попадём в бурю дерьма, и, скорее всего, это сделал твой шантажирующий сотрудник, бросивший меня под гребаный автобус. Как ты собираешься с ним разбираться?
Я пожимаю плечами и как будто отстраняюсь от мира. Это трудно объяснить.
Я думаю, это потому, что завтра будет пресс-конференция, и я наконец-то смогу рассказать нашу правду.
И ещё: — Если это был он, то он уволен.
— Но ты не можешь его уволить.
— Конечно, могу.
— Он отомстит тебе.
— Он уже отомстил мне. Как ты думаешь, почему это произошло? Он знает, что я чувствую к тебе, что ты чувствуешь ко мне. Он точно знал это во время бала. Он не дурак. Он нашёл твой дневник в один из тех дней, когда тебя не было в комнате, и держал это при себе в течение долгого времени, выкапывая на тебя всю грязь, какую только мог, чтобы разрушить то, что у нас есть вместе. Но это не сработает.
— Но ты не можешь его уволить. Он расскажет правду о... той ночи.
— Тогда пусть.
Пусть. Пусть скажет всё, что нужно, а мы посмотрим, что будет потом.
— Это риск, Аксель.
— Жизнь – это риск. - Я смотрю на девочек, сосредоточенных на своих играх. Но я не буду рисковать с ними.
Я отстёгиваю ремень безопасности и встаю с сиденья, делая паузу, чтобы размяться, прежде чем приседаю в проходе рядом с ними и смотрю на них, пока они не приостановят свои игры и не снимут наушники.
— В чем дело, папа? - спрашивает Клара, бросая взгляд на меня, а затем на Аврору, сидящую позади меня, в раздражении от того, что я её прервал.
— Девочки, - говорю я своим строгим отцовским голосом. — Я должен сказать вам что-то очень важное, поэтому мне нужно ваше полное внимание. Это разговор для больших девочек, взрослых, и мне нужно, чтобы вы слушали.
Они охотно кивают. Наверное, думают, что я собираюсь подарить им пони или что-то в этом роде. У них была бы целая ферма, если бы они могли.
— Вы знаете, что я очень, очень сильно люблю вас обоих, - говорю я им. — И вы знаете, что Аврора тоже очень, очень сильно любит вас. Но мы также очень, очень сильно любим друг друга.
Девочки всё ещё кивают. Я не уверен, что они поняли.
Я тянусь к руке Авроры назад и прижимаю её к своему плечу. — Я знаю, что никто и никогда не заменит вам маму. Я знаю это. Но... - Я даже не знаю, как правильно это сформулировать, когда всё ещё много неопределённости: — Я хочу быть с ней так же, как я был с вашей мамой.
Клара качает головой. — Она собирается стать королевой?
— Jaaaaaa, - шипит Фрея. — Королева богинь.
Я смеюсь. — Это то, на что я надеюсь. - И это всё, что я могу сказать, потому что это всё, на что я надеюсь.
— Она собирается жить во дворце вечно? - спрашивает Клара.
— Я тоже на это надеюсь.
— Она всё ещё будет нашей няней? - спрашивает Фрея.
Я оглядываюсь через плечо на Аврору, брови приподняты. Небольшая помощь?
Аврора наклоняется вперёд, улыбаясь. — Я всегда буду вашей няней. Но я также буду чем-то большим. Помнишь, ты спрашивала, есть ли у меня парень? Сейчас им является твой отец. И я люблю его чертовски сильно.
— Но ты всё равно будешь жить с нами, - говорит Клара.
— Я никуда не уеду. На самом деле, это может означать, что я буду жить с вами всегда.
— Подожди, - говорит Фрея, сморщив нос. — Значит ли это, что вы будете целовать друг друга?
Я ухмыляюсь и протягиваю руку, чтобы потрепать её светлые волосы. — Мы постараемся не делать этого при вас.
Она с отвращением высовывает язык.
— Но послушай, - продолжаю я. — Есть ещё одна вещь. Вы можете услышать об этом от других людей, поэтому мы хотели сначала рассказать вам.
— Когда я была молодой, - объясняет Аврора, — старше вас, но всё ещё молодой, у меня было много неприятностей.
— Это было потому, что твой отец умер? - спрашивает Клара.
— И да, и нет. Это потому, что в моей жизни не было много любви, не то что у вас двоих. Я делала плохие вещи. Я крала вещи.
— Игрушки? - Фрейя уже выглядит так, как будто она планирует свой следующий шаг в магазине игрушек.
— Ну, типа того. В общем, я была плохой, и это было неправильно, но я также была больна в то время. Так что меня посадили в тюрьму на ночь или две, чтобы преподать урок.
Обе девочки ахают.
— И, - продолжает она, — я усвоила урок. Я больше никогда этого не делала. Я просто хотела рассказать вам, чтобы вы знали правду.
— Она не всегда была идеальной, - добавляю я, на что Аврора смеётся.
— Нет, я не была идеальной, и я всё ещё не идеальна, и это нормально. Я совершала ошибки и училась на них, как и все. Но мы хотели рассказать вам, потому что люди могут говорить об этом.
— Хорошо, - просто сказала Клара. — Теперь мы можем вернуться к нашим играм?
Черт, как бы я хотел, чтобы взрослые были такими же простыми, как дети, когда дело касается осуждения и прощения.
Что-то подсказывает мне, что нас ждут неприятности, когда мы приземлимся.