Когда его глаза немного привыкли, он посмотрел перед собой, и ему стало не по себе. Потому что там за большим дубовым столом в окружении двух мордоворотов сидел не кто-нибудь, а сам Пономарь. Этот седой добродушный дедушка, официально являясь крупным бизнесменом, контролировал всю организованную преступность южной и большей части города.
И вот теперь сердито посверкивая очками с большими толстыми стеклами, он пальцем грозил Сенсею, словно нашкодившему школьнику. И вид у него, надо прямо сказать, был неприветливый.
— Присаживайся, тренер, в ногах правды нет. Разговор у меня к тебе есть серьезный, — Пономарь сделал рукой приглашающий жест.
— Спасибо, — Сенсей осторожно опустился на край стула.
— Чаю хочешь?
— Нет, благодарю, — сдержанно ответил он.
— Ну, как хочешь, а я выпью. Селезенка, знаешь ли, совсем никуда не годится вот и приходится постоянно чай дуть, — пожаловался Пономарь. — Ну да ладно! Сижу я, тренер, смотрю на тебя, да диву даюсь. С чего это ты вдруг в беспредельщики записался? Я ведь к тебе всегда неплохо относился.
Пономарь сделал паузу, чтобы до его визави дошел смысл сказанного.
Убедившись, что Сенсей не пытается ему возражать он продолжил:
— Ты вон до седых волос дожил, а тебя все в крайности бросает. Тебе определиться надо, кто ты по жизни? Каждый должен заниматься своим делом. Я вот, например, вор. А ты обычный физрук, тренер, стало быть. Вот и тренировал бы пацанов себе на здоровье! Чего в разборки-то полез?
— А я и тренировал, пока моих пацанов не поубивали! — Сенсей поднял голову и нехорошо прищурившись, посмотрел прямо в глаза старому негодяю. — Я считаю, что те козлы, которых я перемолотил там, в особняке получили по заслугам.
— Ну, ты крутой, прямо Уокер какой-то! — с издевкой произнес Пономарь и невозмутимо отхлебнул из своей чашки.
— Что Уокер? Уокер отдыхает! — криво усмехнулся Сенсей.
Пономарь недовольно повел морщинистой шеей, и аккуратно поставив чашку на блюдце, продолжил:
— Вот скажи мне, биту для чего придумали? Чтобы ей в игры играть. Ну, на худой конец, на стрелки с ней ездить, да дурней всяких уму разуму учить. А ты что учудил? Взял, да сынку моему в попу эту дубину и засунул? Если тебя во время не остановить, эдак скоро и до меня очередь дойдет?
— Если ты не при делах, то не дойдет, — пообещал Сенсей, остро сознавая свою полную беспомощность.
— Ну, спасибо, родной, утешил, а то я уже волноваться начал! А ты бы поскромнее вел себя, физрук, я ведь для тебя сейчас и царь и бог! — повысил голос Пономарь. — Я могу приказать тебя просто пристрелить, как пса бешеного. И ты будешь меня благодарить, что еще легко отделался. А могу отправить тебя на тот свет медленной скоростью. Что собственно я и собираюсь сделать! Теперь, понял?
— Понял! — односложно буркнул Сенсей.
— Вот и ладно, что понял, люблю понятливых, — многообещающе усмехнулся Пономарь. — А теперь давай вместе придумаем как мне тебя лучше казнить. У тебя самого никаких мыслей на этот счет, случайно нет? Ну, может пожелания какие-нибудь будут?
Сенсей нервно повел шеей, но счел за лучшее промолчать. При этом он подумал, что, пожалуй, погорячился тогда с битой.
— Ну не хочешь говорить и не надо, — с деланным безразличием пожал плечами Пономарь. — Ты как к водным процедурам относишься? Ну, в смысле, солнце, воздух и вода наши лучшие друзья? Может тебя просто взять да и утопить?
— Может и утопить, — посчитав за лучшее, не злить бандита кивнул Сенсей.
— Ну, вот видишь, нашли мы с тобой общий язык! — радостно расхохотался Пономарь. — Я вот тут подумал, а не накормить ли тебя за это напоследок шашлычком? От шашлыка ты, надеюсь, не откажешься?
— Угу, не откажусь — буркнул Сенсей пытаясь понять, куда клонит старый бандит.
— Костя принеси паяльную лампу и пару шампуров, — велел Пономарь одному из своих телохранителей. — Я думаю больше ему не съесть. Да, и застелите здесь пол полиэтиленовой пленкой.
Сенсей нервно дернулся, он, начал догадываться, что именно приготовил ему Пономарь.
— Если ты не против, предлагаю начать с самой ненужной части твоего тела. Я имею в виду твой член, он ведь тебе все равно больше не понадобится. Сейчас ребятишки порежут его ломтиками, потом замаринуют с лучком, в уксусе. Тридцати минут, я думаю, вполне хватит. Слишком острое губит печень. А это нам ни к чему, верно? — старый садист довольно хихикнул, заметив, что Сенсей начал нервничать. — А чего это мы так дергаемся? Мысли всякие нехорошие в головушку садовую полезли? Раньше надо было думать, когда биту свою совал, куда не надо!