* * *
Когда они вернулись в аптеку и позавтракали, Мельхиор собрал все необходимое, поклонился учителю и ушел проведать болящих. Отец Сильвестр пристально посмотрел на Джона и спросил, знает ли тот, что всего важней для монаха? «Молиться?» - растерянно предположил Джон. Ничего другого ему в голову не приходило, и он густо покраснел, стыдясь очевидного своего невежества. Отец Сильвестр, важно кивнув головой, пророкотал: «Молиться, конечно, тоже, но не только. Чистота - вот что главное. И для монаха, и для медикуса. Полы-то мыть обучен?».
До обеда Джон усердно мыл и оттирал все уголки аптеки. Вскоре мокрый каменный пол блистал, как мостовые Скарбо. Вытирая его досуха отжатой тряпкой, Джон добрым словом поминал сторожа, то и дело заставлявшего воспитанника Иоанна прибираться в схоле, все одно, мол, ты, тупица, больше ни на что не надобен. Наука сторожа пригодилась. Отец Сильвестр от души удивился, глядя, как лихо Джон управляется с веником и тряпкой. Посетителей не было; к счастью, жестокая судьба не выгнала под дождь никого из горожан, и когда мокрый и слегка усталый Мельхиор вернулся после обхода, аптека сияла свежей чистотой. «Ну что ж, не знаю, как травник, а поломойка из него отменная, - буркнул старый аптекарь. - Считай, обед заслужил».
После обеда отец Сильвестр отправился отдохнуть и Джону велел последовать его примеру. Но тот умолил Мельхиора позволить ему тихонько посидеть в кухне, и тот, поразмыслив, согласился. Умостившись на лавке в укромном уголке, Джон начищал песком чумазый котелок и наблюдал, как учитель, добавляя по капельке из каких-то пузырьков, ловко растирает на глазурованной глиняной дощечке зеленоватое тесто, специальной лопаточкой формирует небольшие лепешки, обваливает их в муке и бережно складывает на поднос. Отец Сильвестр был прав: вместе с дождем шел холодный ветер, а значит, и вечные его спутники - кашель, избыточная носовая слизь, саднящее горло. И если сегодня никто не пришел в аптеку, то завтра-послезавтра от бедствующих горожан не будет отбоя. Слава Богу, что долгое время не приходилось готовить снадобья от болезней грознее, чем простуда, зубная боль и женские немощи. Еще лет восемь тому назад его бы возмутила такая мысль, а сейчас смиренный брат Мельхиор лепит оловянной лопаточкой пастилки от кашля и рад-радешенек, что Пресвятая Дева хранит свой грешный дождливый Скарбо от большой беды. Котелок с грохотом упал на каменный пол и, дребезжа, покатился по плитам. Джон, разморенный теплом и покоем, задремал и выронил его из рук. Мельхиор, не оборачиваясь, велел ученику подмести рассыпанный песок и отправляться спать по слову отца Сильвестра.
* * *
Обычно они никогда не приходят в дождь. Он чувствует их появление заранее, задолго до того, как они появятся, Белый и Черный. Да и не так уж часто он их видел, раз десять от силы с тех пор, как они пришли впервые. Тогда он был так мал, что даже не испугался, просто сидел и смотрел, как они возятся друг с другом. Но почему-то с самого начала он знал - никому не стоит рассказывать о Зверьках. Может, они сами ему велели помалкивать? Они могли.
Видел он их редко, зато слышал куда чаще, и сперва опасался, что и другие различат особый тонкий звук, среднее между писком и легким смешком, шорох лап и еле заметный запах. Дама в церкви Скарбо пахла, как пахли его Зверьки. Мельхиор объяснил - это запах мускуса. Однажды он чуть не умер от ужаса, когда Зверьки, пришли в ночной дормиторий и прыгнули к нему на постель. Мальчик, спящий рядом, проснулся и услышал их Беседу. Потом вся схола дразнила Приблуду за то, что он во сне говорил с какими-то невидимыми крысами и даже пытался их спрятать. Сторож сдернул одеяло, но Зверьков не увидел, а ведь они лежали прямо перед ним, прижавшись к тюфяку, и - Джон мог поклясться в этом! - беззвучно хохотали, обнажив ряд острых мелких зубов. Да что там, просто покатывались со смеху. Джон сам чуть не расхохотался, глядя на эту картину. Выдрали тогда обоих, но зато стало ясно: никто, кроме него, не сможет их заметить. Они приходят только к нему. После Джон узнал, что говорить с ними можно молча и они непременно отзовутся. Жаль только, что они не могли помочь ему в схоле, но откуда, в самом деле, Зверькам знать грамоту. Джон беседовал с ними редко, потому что потом у него отчаянно болела голова и вообще было нехорошо, но Зверьки были единственные, кто любил его просто так. Они приходили к нему вместе, всегда бок о бок, похожие до последнего коготка, разница только в цвете плотной блестящей шерстки. Изредка один из Зверьков приближался к нему, но потом возвращался к братцу. Если к нему подходил Белый, это означало, что скоро случится что-нибудь хорошее. Белый подходил к нему раза три. Черный приблизился к Джону лишь однажды, и то не слишком близко. Через два дня он заболел, как не болел никогда больше, и инфирмарий с трудом вытащил его с того света. Джон не сердился на Черного, в конце концов, тот просто предупреждал, но Белый нравился ему куда больше. Когда Мельхиор внезапно вошел в комнату, он услышал, как Джон рассказывал Зверькам о том, что с ним случилось, и благодарил Белого. Его появление во дворе и вправду было ко благу.