* * *
Отец Инна чуть отстал, его кто-то окликнул, и Джон, поклонившись ему, побежал к госпитальному двору. Мельхиор сидел на скамейке перед деревянным столом и помогал Флору чистить позднюю мелкую малину: зимой сушеные ягоды спасут многих от жара и боли в горле. Инфирмарий скользнул по Джону неприязненным взглядом и посторонился. Виноватый и перепачканный, Джон подошел к учителю и остановился чуть поодаль. Оправдываться не имело смысла - и за отлучку, и за грязную мокрую одежду ничего хорошего ждать не приходилось. «Ты где был, висельник? - устало спросил Мельхиор. - На какой свалке?» Джон потупился. «Скажи, Мельхиор, - тихо, но внятно спросил инфирмарий, - не послать ли за розгой?». «Да не худо бы, - раздумчиво протянул травник, - пожалуй, что самое время». И тут, припрыгивая по-воробьиному, во дворик госпиталя вошел отец Инна. Поприветствовав инфирмария и дружески поздоровавшись с Мельхиором, он сел на скамеечку рядом с травником и начал многословно благодарить аптекаря за толкового и дельного помощника. Рассыпаясь в похвалах юному Иоанну, старик не забывал время от времени зорко оглядывать пышную клумбу аптекарского огорода, как бы между делом похватывать со стола костлявую малину и ободряюще подмигивать переконфуженному Джону. «Отец Инна, - мягко сказал Мельхиор, - да полно. Он и вправду вам так помог?» Садовник махнул руками и пожаловался, что ничего бы сегодня он не сделал, кабы Царица Небесная не послала ему такого хорошего и умненького мальчика. А что малыш пион за мандрагору принял - так это чистые пустяки, это от неопытности, и впрямь, и взрослые люди-то ошибаются, а то дите несмышленое! Мельхиор слегка покраснел, выслушав рассказ отца Инны, инфирмарий прятал улыбку, а Джону хотелось провалиться сквозь землю, мать-кормилицу этой самой мандрагоры, будь она неладна. «Да я же по делу к тебе, Мельхиор! - и садовник уцепился птичьей лапкой за руку аптекаря. - Отдай мне мальчишку! Будет садовником, а уж один-то аптекарь у нас есть, да и Флор вот подрастает. Отдай, он садовник от Бога! На что он вам с Сильвестром, а с настоятелем я полажу!» Джон, как громом пораженный, не смел и пикнуть. Глядя на обескураженного Мельхиора, он сжимал и разжимал грязные кулаки. В голове билась идиотская мысль: «Не бывает! Не бывает! Они должны были предупредить!» Иона не верил своим ушам. Мельхиор растерянно поклонился старику. «Отец Инна, как я вас почитаю, вы знаете. Это для Джона честь, и для меня тоже. Но как же можно?» «А так и можно, - ухмыльнулся садовник. - Отдай, вот и весь сказ. Пусть со мной идет, коли хочет, у него рука легкая, зеленая, помогай ему святой Фиакр! Зелейник он то ли будет, то ли нет, а садовник прирожденный. Ты, сынок, сам-то чего хочешь?». Джон успокоился. Впервые его спрашивали, что он хочет, и ответ он знал точно. Тихо, почти шепотом, он попросил оставить его при отце Мельхиоре. Он бы хотел стать садовником, но аптекарем хочет быть больше. Отец Инна хихикнул и подтолкнул Мельхиора горбатым плечиком. «Это хорошо, что он у тебя такой верный. Цени, Мельхиор! Сильвестру-то поклонись от меня, клистирных дел профессору. Отпускай мальца ко мне, я худому не научу. И без меня кому надо научат». Мельхиор низко поклонился и поцеловал старику сухую веснушчатую руку. «А что измарался он, так не бранись! Рубаху отстирает, а опыт прирастет. Себя-то вспомни, каким красавцем хаживал, как розы со мной сажал!» Отец Инна неловко, боком слез со скамьи и поковылял восвояси.
Мельхиор обернулся к Джону: «Так ты с отцом Инной был все это время? Ладно, коли так, считай, прощен. Но мог бы и сказаться!». Джон виновато поежился и промолчал. Иона раздраженно пожал плечами, ежели Мельхиор намеренно портит мальчишку, потакая ему во всем, так уж пусть хотя бы это происходит не при Флоре. Вскоре их окликнул Готлиб, отправлявшийся в Скарбо, и, простившись с инфирмарием, они уехали восвояси.
* * *
Настоятель оказался милостив и епитимью снял, посчитав месячный строгий пост Мельхиора достаточным искуплением его странной выходки. Тем более что Сильвестр в письме аттестовал нового ученика наилучшим образом. Джон тихо ликовал: теперь мир и покой в аптеке будет восстановлен и уж более не нарушится, да и за сегодняшнюю самовольную отлучку в аббатстве его простили и не отправят восвояси к отцу Фотию. Солнышко ласково пригревало, вдоль дороги тянулись спутанные колючие плети ежевичных зарослей. Между ржавыми листьями кое-где призывно круглились иссиня-черные ягоды, покрытые сизым налетом. В воздухе пахло приближающейся осенью, где-то в лесочке цвинькала мелкая пичуга, смирная монастырская лошадка неторопливо трюхала по дороге, синее августовское небо внимательно всматривалось в Джона, в Мельхиора, в Готлиба, бубнящего под нос какую-то нескончаемую то ли песню, то ли молитву. Телегу потряхивало, колесо скрипело, оборачиваясь.