Через некоторое время Валентин вышел и попросил воды для госпожи баронессы. Руки у него дрожали, на губах держалась сладчайшая улыбка. Разговор продолжился с новой силой. Слуги зябли на улице, не смея войти в внутрь. Валентин так ни разу и не повысил голос, хотя барон все еще кипел гневом. - Ты, Фальстерн, собрался в монахи? Изволь, коли хочешь. Толку от тебя все равно нет, но клистирником? Среди этого сброда? Пользовать мужичье бок о бок с таким же мужичьем? Мы за одно твое лечение заплатили столько, что... Лучше б ты сдох, выродок! - Генрих! Как ты можешь! Валли, цветочек мой, опомнись! - Батюшка, - спокойно и надменно ответил младший баронов сын, - вы ошибаетесь. Брат Серенус и вправду простец, но Мельхиор рыцарской крови, и в том я вам могу поклясться. Он выхаживал меня, как... как брата, не щадя ни сил, ни здоровья. И он же сказал, что отец Сильвестр тоже происходит из высокого рода, более высокого, чем даже наш. Я чуть со стыда не сгорел, когда вы говорили с ними, как с лавочниками! В комнате все стихло. Валентин упал на колени. «Батюшка, умоляю, отпустите меня учиться у герцога Сильвестра. Я прошу вас!» - Но как же так? Герцог?! А мы с отрезом... Почему ты не сказал раньше, сердечко мое?.. - Ольвия, не будь дурой! Какой он герцог, откуда здесь? Развесила уши, раскудахталась... Рыцарский сын - в аптеке? - Батюшка, спросите у дома Трифиллия, если не верите мне, о происхождении брата Мельхиора. Помощник аптекаря чуть не выронил ручную мельницу. - Мельхиор, - прошипел Сильвестр, - ты в уме? Что ты ему наболтал? - Отец Сильвестр, верите? Ничего... Джон, да хоть ты-то успокойся! - Верю ли? - задумчиво произнес аптекарь, - да нет, не верю. Но тоскую по прежним временам. Выдрать бы тебя как следует... Мальчик, пойдем, покажу, что куда отнести. Наконец дверь открылась, и все семейство Фальстернов чинно проследовало в кухню. Сильвестр и Мельхиор почтительно поклонились им. Баронесса Ольвия подошла к Мельхиору и протянула ему собственные драгоценные четки. Белые розы, искусно вырезанные из слоновой кости и перенизанные жемчужинами, качались в лилейной руке баронессы. - Брат Мельхиор, отец Сильвестр... Наш Валентин... Я прошу вас, мы и представить не могли, что... ему было так плохо. Умоляю, примите! Это такая малость! Сильвестр еле заметно пожал плечами. Мельхиор, склонившись, принял дар из рук зардевшейся баронессы и сам, красный и смущенный, отступил. Баронесса Ольвия обернулась к Сильвестру и нервно сорвала с шейки роскошное коралловое ожерелье. - Умоляю, примите! И простите нас за... - Помилосердствуйте, баронесса! - учтиво поклонился Сильвестр. - Вы чересчур добры ко мне и к моему помощнику. Не по заслугам, о да. Ваш сын несколько преувеличил, поверьте. - Вы и в самом деле намерены взять его в ученики? - горько спросила баронесса. - Все решит дом Трифиллий, госпожа моя Фальстерн. Но коли спрашивать меня, я не вижу в юном бароне качеств, потребных для врача. Ему суждена иная стезя, и там он добьется заслуженной славы. У вас хороший сын, барон. * * * Упрямец Алектор был непреклонен. Наутро Фальстерны и отец Сильвестр должны были ехать к аббату, чтобы тот рассмотрел прошение Валентина. Барон и баронесса покинули аптеку в расстроенных чувствах. Валентин умолил до отъезда оставить его в аптеке, и Сильвестр подтвердил, что нервная вспышка отняла у юноши много сил. Лучше бы ему не выходить сегодня из дома. Взгляд, который он при этом бросил на Алектора, ничего хорошего не сулил. Тот почел за лучшее пройти к себе и сразу лечь. На крыльце уже переминались с ноги на ногу любопытные посетители. О том, что в аптеке произошло нечто из ряда вон выходящее, знал весь город. - Одно хорошо, - усмехнулся старый апекарь, - кораллом мы обеспечены считай на год. И жемчугом тоже. И с келарем ругаться не придется.
гглава 18
Рано утром по темной улице загрохотала баронова колымага. Среди морозной предрассветной тишины ее появление казалось особенно ненужным и нелепым. Отец Сильвестр отдал Мельхиору последние распоряжения на сей день, больше для порядка, чем всерьез, и вышел за дверь. Алектор, бледный и смиренный, тенью проследовал за ним. С вечера он так и не произнес ни единого слова. За дверями было слышно, как барон Фальстерн раскатисто и добродушно приветствует старого врача, Сильвестр негромко проговорил что-то, и барон резко окликнул слугу, велел вернуться. Сын поморщился, услышав отцовский голос, и обернувшись, еще раз окинул взглядом аптеку. Полки до самого потолка, уставленные банками и коробками, раскрашенная деревянная фигурка Приснодевы в нише, девичьи ладони сложены и увиты бусинками розария, над дверью чуть покосившееся Распятие, сквозь приоткрытую дверь на кухню видно, как в очаге по обугленным бревнам перепархивают, разгораясь, полупрозрачные лоскутки пламени. В кухне по стенам развешаны тугие косы лука и чеснока. Чисто вымытый с вечера пол - Джонова работа. Валентин посмотрел мимо Мельхиора, мимо даже Распятия и низко поклонился. Мельхиор, не думая ни о чем, шагнул вперед и крепко обнял его перед дорогой и, скорее всего, разлукой. Валентин безучастно стоял, как восковая кукла, лицо его было непроницаемым и бесстрастным, он подождал, пока Мельхиор выпустит его, и вышел вон. Что сделаешь с таким строптивцем? Карета Фальстернов со скрипом и скрежетом гремела по застывшей грязи, а Мельхиор, взяв баронессины четки, сел читать Розарий. До подъема оставалось больше часа. Через час дневная жизнь завладеет даже этим крохотным уголочком спокойной Божьей помощи и милосердия, но пока здесь нет никого, кто бы смог помешать ему, травнику аптеки святого Фомы и рыцарскому сыну. Надо же - сто лет не вспоминал! День прошел, как обычно, но ни к вечерне, ни даже к утренней мессе не вернулись ни Фальстерны, ни отец Сильвестр. Ближе к полудню пришел слуга, принес корзину всякой снеди, сказал, что по приказу господина барона и с разрешения дома Трифиллия, барон и баронесса Фальстерн отужинают в монастырской аптеке. Мельхиор пожал плечами и отрядил Джона в помощь баронову слуге. Под вечер совершенно неожиданно выглянуло солнце. Зимнее, неприбранное и желтое, оно швыряло косые холодные лучи, почти не радуя сердце. Сильвестр пришел неожиданно, был он, противу ожидания, почти весел. О делах говорить не стал, обещал позже. Джон смотрел на грозного учителя и диву давался: Сильвестр увидел стол, накрытый льняной скатертью, скользнул взглядом по бутылкам вина и не сказал ни слова, очевидно, зная, что творилось в аптеке на кухне. Когда начало смеркаться, все, даже слуга, отправились в церковь, туда же чинно пожаловало семейство Фальстернов. Валентин сидел между отцом и матерью, его и без того бледное лицо осунулось еще больше, родинка над губой выступала отчетливее. Весь город глаз с него не спускал. Кумушки перешептывались за его спиной. О том, что в бароновой семье назрел и прорвался нешуточный скандал, судачили повсеместно, и теперь Скарбо просто задыхался от неудовлетворенного любопытства. Разрешил ему Трифиллий или нет? Из церкви оба, и отец Сильвестр, и Генрих Фальстерн, отправились в аптеку, а все прочие домочадцы потянулись за ними. Между старым бароном и аптекарем текла непринужденная беседа, Валентин шел, почтительно поддерживая госпожу баронессу под локоток, а та нежно щебетала ему что-то радостное и утешительное, сын любезно кивал. Джон с легкой завистью поглядывал на чужое семейное счастье, но спохватывался и утешался одним: ежели Алектора сумели переубедить, он теперь точно нипочем не останется с ними. Мельхиора остановила пожилая прихожанка, спросила, может ли она заглянуть в аптеку за каплями и не помешает ли важным гостям со своими старушечьими немощами. Мельхиор уверил почтенную госпожу Маргерит, что аптека для того и существует, чтобы с Божьей помощью справляться с телесной немощью. Старушка осталась крайне довольной тем, что ее не отвергли, и отправилась восвояси. Краем глаза Джон заметил, что госпожа Агриппина издали провожает его взглядом и по ее лицу блуждает странная полуулыбка. В аптеке все сразу же прошли к столу, уставленному блюдами с закуской и высокими драгоценными бокалами прозрачного стекла. Бокалов было целых три, тот что для баронессы был поменьше. Джон было попытался улизнуть, искренне считая, что на него-то приглашение не распространяется, но Сильвестр взглядом велел ему следовать на свое место. Мельхиор прочел молитву, отец Сильвестр благословил трапезу, и гости чинно уселись на скамью. Валентин со скучающим видом дост