Посреди ночи Скарлетт О'Хара проснулась. В роскошно обставленной комнате, расположенной на лучшем этаже лучшего отеля Дублина, наполненной благовониями, раздались приглушенные рыдания. Скарлетт горько плакала, судорожно всхлипывая. «Если бы только…» — долго еще стучали в ее голове эти слова.
Глава 79
Наутро Скарлетт проснулась успокоенной и безмятежной, словно и не было горьких ночных слез и отчаяния. Наливая кофе и чай собравшимся в ее гостиной, она все так же одаривала их своей чудесной улыбкой. В одну из следующих бессонных ночей Скарлетт нашла силы сказать себе: пусть Ретт уходит, если хочет. Если я люблю этого человека, я не должна удерживать его возле себя. Надо свыкнуться с мыслью, что свобода для него превыше всего. Я предоставила полную свободу Кэт, потому что я ее очень люблю. Пусть будет так и с Реттом.
Как же мне хочется рассказать ему о Кэт! Я уверена, он бы гордился ею. Скорее бы закончился этот светский сезон: я так скучаю по Кэт! Интересно, а что сейчас делает моя крошка?
Кэт изо всех сил бежала, углубляясь все дальше и дальше в лес. Ночной туман еще держался кое-где в низинах, и она не представляла, в каком направлении движется. Она споткнулась о корень, упала, но тут же поднялась и побежала снова.
Останавливаться было нельзя, несмотря на то, что Кэт стала уже задыхаться, — никогда в своей жизни она так быстро и долго не бежала. Сзади послышался звук летящего сквозь листья камня. Она съежилась от страха, но все обошлось: ее защитило дерево. Мальчишки продолжали преследовать Кэт с криками и улюлюканьем и почти уже было догнали ее. Раньше они никогда не заходили в лес вблизи от Биг Хауса. Они знали, что миссис О'Хара в Дублине в обществе проклятых англичан. Их родители ни о чем другом и не говорили.
«Вот она!» — закричал один из мальчишек. Второй схватил камень и замахнулся, чтобы бросить уже наверняка. Но тут они с ужасом заметили, что фигура, показавшаяся из-за деревьев, была не Кэт. Это была страшная кальек — колдунья, которая грозила им своим скрюченным пальцем. Завизжав от страха, мальчишки бросились наутек.
— Пойдем со мной. Я напою тебя чаем, — сказала она Кэт.
Кэт доверчиво положила свою ладошку в морщинистую руку старухи Грейн (а это была именно она), и они пошли. Знахарка передвигалась медленно, и Кэт без труда поспевала за ней. — А пирожные будут? — спросила она.
— Да, — коротко ответила кальек.
Хотя Скарлетт скучала по дому, она осталась в Дублине до конца сезона. «Я же дала слово Шарлотте, — всякий раз говорила она себе, когда тоска по дому становилась особенно невыносимой, — сезон в Дублине — все равно, как в Чарльстоне: и там, и здесь светские люди на полную мощь задействуют свою фантазию, дабы придумать какие-нибудь еще развлечения и тем самым хотя бы ненамного продлить и без того длинный до бесконечности сезон». Успех Скарлетт в обществе был ошеломляющим, но, оказалось, это еще не предел: ее популярность продолжала стремительно расти. Миссис Фиц, будучи весьма практичной женщиной, умело пользовалась восторженными отзывами об очередных победах Скарлетт в дублинском обществе, которые регулярно публиковались на страницах «Айриш Тайме». Каждый вечер с очередным номером газеты она направлялась в таверну на постоялый двор Кеннеди, где с гордостью зачитывала людям Баллихары газетные опусы о фуроре, который ее хозяйка производила в столице. И постепенно ворчание, что Скарлетт водит дружбу «с этими англичанами», стало стихать, уступая место гордости, что ирландка О'Хара пользуется большим успехом, чем любая из английских женщин.
Колум не оценил находчивости Розалин Фицпатрик. Он пребывал в слишком мрачном расположении духа, чтобы находить в происходящем хоть что-нибудь положительное. «Англичане так же обольстят Скарлетт, как они это уже сделали с Джоном Девоем», — с горечью говорил он.
Колум был одновременно прав и не прав. Никто в Дублине не покушался на ее «ирландкость». Более того, успех Скарлетт во многом был связан с ее национальностью. О'Хара — звучит весьма колоритно. Скарлетт подметила еще и такую деталь: постоянно жившие в Ирландии англичане считали себя такими же ирландцами, как, скажем, семейство О'Хара из Адамстауна, имевшее древние кельтские корни. Шарлотта Монтагю пресекла любознательность с неожиданным раздражением: «А почему, интересно, им не считать себя ирландцами? Их семьи живут здесь с незапамятных времен. Между прочим, задолго до появления в твоей Америке первых поселенцев».
Скарлетт не пыталась вникать во все эти сложности. «Зачем это мне? — рассуждала она. — Я и так могу совмещать жизнь в двух непохожих мирах — фермерской Ирландии Баллихары и светской Ирландии дублинского замка. Когда Кэт подрастет, она пойдет по моим стопам, а это гораздо больше того, что я бы смогла ей дать, останься мы в Чарльстоне».
Бал в честь святого Патрика, закончившийся в четыре часа утра, стал последним большим событием сезона. Следующий сбор намечался в графстве Килдэр, в нескольких милях от Дублина.
— Там, в небольшом городке Пинчастон, должны быть состязания, — говорила Шарлотта. — Все рассчитывают, что госпожа О'Хара удостоит их своим присутствием.
— Я люблю бега и лошадей, Шарлотта, но я еду домой, — твердо сказала Скарлетт. — У меня масса дел на ферме. А проживание в отеле я оплачу.
— В этом нет необходимости, — ответила ей Шарлотта. Она могла сдать комнаты отеля, в котором они жили, за четыре их нынешние цены. Что же касается лошадей, то они совсем не интересовали Шарлотту.
Она поблагодарила Скарлетт за то, что та помогла ей стать независимой женщиной.
— Ты теперь можешь вести себя совершенно уверенно, Скарлетт. Тебе я больше не нужна. Полагайся на искусство миссис Симе — она тебя всегда оденет по самой последней моде. В «Шелбурне» для тебя зарезервированы комнаты на следующий сезон. Твой дом способен вместить любое количество гостей, сколько бы ты ни пожелала. Твоя экономка — женщина с потрясающей деловой хваткой. Ты теперь всеми уважаемая светская дама. Пользуйся своим положением по своему усмотрению.
— А ты, Шарлотта? Что будешь делать ты?
— У меня теперь будет то, о чем я так долго мечтала. Несколько небольших комнат в римской палаццо. Вкусная пища, отличное вино и каждый день — солнце. Ненавижу дождь.
«Даже Шарлотта вряд ли сейчас стала бы жаловаться на погоду», — подумала Скарлетт. Старики вспоминали, была ли на их веку такая же теплая и солнечная погода в течение всей весны, и не могли вспомнить. Трава была высокая и сочная, пшеница, посеянная три недели назад в день святого Патрика, уже выкинула нежные стрелки, весело зеленевшие в полях. Урожай в нынешнем году ожидался рекордный, что позволило бы забыть о прошлогодних разочарованиях. Как хорошо вновь оказаться дома!
— Как дела у Ри? — спросила она Кэт.
Это так похоже на ее дочь — назвать маленького шотландского пони кельтским словом «Ри» — король. Кого Кэт любила, того оценивала очень высоко.
Скарлетт нравилось думать о Кэт, как о настоящей ирландской девочке, несмотря на ее цыганские черты. Черные волосы Кэт, даже заплетенные в косы, продолжали упорно торчать во все стороны. Теплое весеннее солнышко сделало ее и без того смуглую кожу еще более темной. Выйдя во двор, Кэт сняла шляпу и сбросила обувь:
— Ри не нравится, когда я езжу в седле. Мне тоже не нравится. Без седла лучше.
— Нет, моя дорогая, так дело не пойдет. Тебе пора учиться ездить на оседланной лошади. Пускай Ри тоже привыкает. Скажи спасибо, что это не дамское седло, когда ноги располагаются на одном боку.
— Я видела, ты так садилась, когда отправлялась на охоту.
— Да. У тебя будет такое же когда-нибудь. Надеюсь, это произойдет очень и очень нескоро.
Кэт в октябре исполнится четыре года, и она будет ненамного моложе Бонни, когда та разбилась, упав с лошади. Нет, дамское седло подождет и чем дольше, тем лучше. Если бы только Бонни тогда не начала учиться держаться в таком седле… О нет, хватит думать подобным образом — «если только». Это меня сведет с ума.