Скарлетт опустилась на стул. Она знала, что мудрая женщина была права. Она сама заплатила за свое отличие от других. Ее камнями были холодность, критика, остракизм, и она сама все это вынесла. Кэт только маленькая девочка. Она невинна. И она в опасности!
— Я не могу ничего сделать! — вскричала Скарлетт. — Это невыносимо. Я должна остановить их.
— Нельзя остановить невежество. Дара нашла свой способ и этого достаточно. Камни не поранят ее душу. Она в безопасности в своей башенке.
— Этого недостаточно. Что если в нее попадет камень? Что если ее поранят? Почему она не сказала мне, что одинока? Я не вынесу того, что она несчастлива.
— Послушай старую женщину, О'Хара. Послушай своим сердцем. Есть земля, о которой люди знают только из песен сичэйн. Имя ее Тирнаног, и она лежит под холмами. Там есть мужчины и женщины, которые обнаружили дорогу в эту землю и которых больше никогда не видели. В Тирнаног нет смерти и нет разложения. Там нет грусти и нет боли, нет ненависти, нет голода. Люди живут в мире друг с другом, и им всего хватает без всякого труда. Вот этого хотела бы ты для своего ребенка. Но послушай, где нет горестей, там нет и радости. Ты понимаешь смысл песни сичейн?
Скарлетт отрицательно покачала головой.
Грейн вздохнула.
— Тогда я не могу облегчить твое сердце. У Дары больше мудрости. Предоставь ее самой себе.
Как будто старуха позвала ее. Кэт вошла в дверь. Она сосредоточилась на тяжелом, наполненном водой чайнике, и даже не посмотрела на мать и на Грейн. Обе молча наблюдали, как Кэт методично повесила чайник на крючок над углями и сгребла под ним побольше углей в кучку.
Скарлетт пришлось отвернуться. Она знала, что если бы продолжала смотреть на своего ребенка, то не смогла бы остановить себя от желания крепко обнять Кэт, защищая от внешнего мира. Кэт не понравилось бы это. «Я не должна плакать, — сказала себе Скарлетт. — Это может испугать ее. Она почувствует, как я сама испугана».
— Смотри, мама, — сказала Кэт.
Она осторожно наливала кипящую воду в старый коричневый фарфоровый заварочный чайник. Сладкий запах поднимался от пара, и Кэт улыбалась.
— Я бросила нужные листья, Грейн, — ликовала она и выглядела гордой и счастливой.
Скарлетт схватила шаль старушки.
— Скажи мне, что делать, — взмолилась она.
— Ты должна делать то, что тебе дано делать. Бог защитит Дару.
«Я ничего не понимаю из того, что она говорит», — подумала Скарлетт. Но каким-то образом ужас прошел. Она выпила напиток Кэт в молчании, в теплой, пропахшей лекарственными травами темной комнате, довольная тем, что у Кэт есть место, куда она может приходить. И башенка. До своего возвращения в Дублин она заказала новую, более крепкую, веревочную лестницу.
Глава 88
Скарлетт поехала в этом году на скачки в Пинчестон. Ее пригласили в Бишоскорт, в ложу графа Клонмела, которого знали как графушку. К ее удовольствию, сэр Джон Морланд также был гостем. К ее огорчению, там был и граф Фэнтон.
Скарлетт поспешила к Морланду сразу же, как только смогла.
— Барт! Как ты? Ты самый упорный домосед, которого я когда-либо знала в своей жизни. Я везде постоянно ищу тебя, но ты нигде не появляешься.
Морланд светился от счастья и громко похрустывал суставами пальцев.
— Я был занят, самым великолепным образом занят, Скарлетт. Я отыскал победителя, я теперь уже уверен в этом.
Он и до этого так говорил. Барт любил своих лошадей, и всегда был уверен, что каждый жеребец станет следующим великим национальным чемпионом. Скарлетт захотелось обнять его. Она любила бы Джона Морланда, даже если бы у него не было связей с Реттом.
— …Назвали ее Диана, плюс быстрые ноги и все в том же роде, ну ты знаешь, и еще плюс Джон в мою честь. Соедини все это. Вышло Дижона, когда я сложил вместе. Горчица по-французски, подумал я, совсем не пойдет. Слишком французское имя для ирландской лошади. Но затем подумал еще раз. Горячая и острая, как перец, глазе даже начинают слезиться. Неплохие очертания. Вроде «убирайся с моего пути, я иду» и все в том же духе. Итак, это Дижона. Она принесет мне удачу. Поставь на нее пятерку, Скарлетт, она очень надежная.
— Я поставлю десять фунтов, Барт.
Скарлетт пыталась придумать способ упомянуть Ретта. То, что говорил Джон Морланд, не отложилось у нее сперва.
— …Утоплюсь, если я не прав. Мои арендаторы проводят забастовку с рентой, о которой мечтала земельная лига. Оставляют меня без денег на овес. Удивляюсь, как я мог так хорошо думать о Чарльзе Парнелле. Никогда не поверил бы, что парень закончит у этих варварских фенианов.
Скарлетт была в ужасе. Она никогда не представляла, что лига будет использована против кого-нибудь вроде Барта.
— Я не могу поверить в это. Барт. Что ты собираешься делать?
— Если она победит здесь, на ровном месте, тогда я полагаю, следующие большие скачки в Голвее, а после этого — парк Феникс, но, может быть, я сунусь на какие-нибудь скачки в мае-июне, чтобы она знала, чего от нее ждут, так сказать.
— Нет, нет, Барт, я не о Дижоне. Что ты будешь делать с забастовкой по поводу ренты?
Лицо Морланда омрачилось.
— Не знаю, — сказал он. — Рента — это все, что у меня есть. Я никогда не выселял с моих земель, даже не думал об этом. Но сейчас, когда столкнулся, мне, может, придется это сделать. Будет очень стыдно.
Скарлетт думала о Баллихаре. По крайней мере, она была защищена от любых неприятностей. Она простила все ренты, пока не собрали урожай.
— Я говорю, Скарлетт, забыл упомянуть об этом, что получил очень хорошие новости от нашего американского друга Ретта Батлера.
У Скарлетт дрогнуло сердце.
— Он приезжает?
— Нет. Я ждал его. Знаешь, написал ему о Дижоне. Но он ответил, что не может приехать. В июне он станет отцом. Они особенно переживали сейчас, жена несколько месяцев пролежала в постели, пока не исчезла всякая опасность того, что случилось в прошлый раз. Но сейчас все великолепно. Она поднялась и счастлива, как жаворонок. Он, конечно, тоже. Никогда не видел в своей жизни мужчину, столь гордого своим отцовством, как Ретт.
Скарлетт схватилась за стул, чтобы не упасть. Какие бы нереальные мечты и тайные надежды она не питала, теперь с ними было покончено.
Графушка зарезервировал для своей компании целую, секцию трибун.
Скарлетт стояла вместе со всеми, рассматривая ипподром в перламутровый оперный бинокль. Беговая дорожка была изумрудно-зеленой, внутреннее поле длинного овала было сплошной массой движения и красок. Люди стояли в повозках, на сиденьях и крышах экипажей, ходили вокруг по одному и группами, толпились за внутренним ограждением. Пошел дождь, и Скарлетт была благодарна за второй ярус трибун над головой. Он образовывал крышу для привилегированных нанимателей мест внизу.
— Хорошее шоу, — ликовал Барт Морланд. — Дижона великая маленькая грязнуля.
— Тебе кто-нибудь нравится, Скарлетт? — сказал ей на ухо ровный голос. Это был Фэнтон.
— Я еще не определилась, Люк.
Когда участники заезда вышли на дорожку, Скарлетт приветствовала их и аплодировала вместе со всеми. Она двадцать раз согласилась с Джоном Морландом, что даже невооруженный глаз отметит Дижону, самую красивую лошадь. Все время, пока она говорила и улыбалась, ум методично разрабатывал возможности, плюсы и минусы ее жизни. Будет в высшей степени бесчестно выйти замуж за Люка. Он хочет ребенка, а она не может родить. Но Кэт будет под присмотром и в безопасности. Никто не станет спрашивать ее о настоящем отце. Не совсем так, конечно, будут интересоваться, но это не имеет значения. Со временем она станет О'Хара из Баллихары и графиней Фэнтон. Какую честь я должна оказать Люку? У него самого ее нет, почему меня смущает именно это?
Дижона победила. Джон Морланд был в избытке чувств. Все столпились вокруг него, крича и похлопывая его по спине. Под прикрытием этого шума Скарлетт повернулась к Люку Фэнтону.
— Пусть твой адвокат встретится с моим насчет контрактов, — сказала она. — Для свадьбы я выбираю конец сентября. После Праздника урожая.
— Колум, я выхожу замуж за графа Фэнтона, — сказала Скарлетт.