Я ухмыляюсь. Если она говорила обо мне со всей подругой, может, не все еще потеряно.
Когда сообщение ее подруги исчезает, заменяясь фоновым изображением группы людей, празднично одетых, улыбающихся и размахивающих руками за столом, я кладу телефон на стопку папок. Может, я должен дать ей какое-то время и она поймет, что я искал ее. Она никогда меня не искала. Не говорит ли это о чем-то?
Заметки, сделанные на стикерах, торчащих по краям некоторых папок, привлекают мое внимание. Открываю папки и просматриваю заметки Талии. Но когда дохожу до третьей папки, где она выделила несколько фраз из досье, я сажусь и начинаю читать комментарии Талии о камердинере Томми Слаусоне.
«Разговаривала с ним в бассейне и около сауны.
Каждый раз она давал мне полотенца и бутылки воды».
Также она подчеркнула адрес в Нью-Йорке, где он жил в детстве, и приписала: «Нижний Ист-Сайд». Я пробегаюсь глазами по досье на Томми Слаусона. Без отца. Мать, Бренна, умерла несколько лет назад. Судимостей нет. Нет даже штрафов за парковку.
Талия выделила, что он работал в Колумбийском университете на главный офис и театральное отделение. «Хорошее наблюдение », — бормочу я, читая дальше.
Она также приклеила листочек на фотографию, которую я сделал, когда он смеялся над чем-то, сказанным другим работником «Хоторна». Над стрелкой, указывающей на его лицо, Талия приписала «Знакомый?». Может быть, если они встречались в кампусе.
Телефон Талии снова уведомляет о новом сообщении от Кэс.
Кэс: Ты там? Мне не терпится узнать о внушительном оснащении пилота. Не держи меня в подвешенном состоянии.
Я беру трубку, намереваясь немного поразвлечься с ее подругой, но когда текст исчезает, я смотрю на фоновое изображение.
Нахмурившись, я отсылаю фоновую картинку Талии себе на мейл, а затем быстро двигаюсь к своему ноуту, чтобы запустить мощную программу распознавания лиц.
Как только сканирование завершено, я сжимаю кулаки.
Сукин сын!
Глава 17
Талия
Мое лицо пронзает жалящая боль, и в этот же момент голова откидывается в сторону. Я задыхаюсь и открываю глаза, чтобы тут же увидеть Синтию, опирающуюся на меня так, что ее волосы болтаются на моем лице.
— Наконец-то очнулась, — она перекрикивает ветер, завывающий снаружи пропахнувшего солью помещения, в котором мы находимся. — Знаешь, тебе реально надо бы пить больше воды, Талия. Именно поэтому ты отключилась на дольше, чем я рассчитывала. Мне надо, чтобы ты бодрствовала.
На чем бы я ни лежала, это что-то жесткое. Мое лицо все еще жжет от пощечины, я пытаюсь сесть, но моя грудь и бедра привязаны к — поворачиваю голову, чтобы понять — перевернутому плоским дном каноэ. Мой взгляд мечется, чтобы охватить пространство. Доски для серфа, разные одно- и двухместные лодки и другой плавательный инвентарь расположены по стенам вокруг нас. Должно быть, мы в лодочном домике.
— Пожалуйста, Синтия, отпусти меня. Почему ты так поступаешь с подругой?
— С подругой? — Откинув голову назад, она утробно смеется, а потом встречается со мной глазами. — Я никогда не была твоей подругой. Стать твоей лучшей подружкой было лишь средством для финала.
Ее голос сейчас совсем другой. Определенно, более жесткий. Злой. Мстительный.
Синтия серийный убийца? Я думала, подозреваемым был мужчина. Так как страх за свою жизнь топит меня, я стараюсь говорить спокойно, даже несмотря на то, что глубоко внутри я вся трясусь.
— Что тебе от меня нужно?
Вместо ответа, Синтия кладет свою сумочку на другую лодку, находящуюся рядом с ней, и открывает ее. Когда она достает пару резиновых докторских перчаток и натягивает их, я начинаю кричать так громко, как могу.
— Кричи сколько влезет, — она повышает голос, чтобы перекричать меня, гром и шелест песка снаружи. Достав небольшой пузырек с красной жидкостью из сумочки, она продолжает:
— Все внутри. Наверное, уже пьют и веселятся в честь последнего вечера в «Хоторне». Ты, конечно, к ним не присоединишься.
Я кричу еще какое-то время, затем затихаю. Лучше поберегу свои легкие для побега, если смогу выбраться из этих веревок. Синтия настолько бесстрастна, ее полное спокойствие пугает меня больше, чем, если бы она орала на меня. В панике я сжимаю и разжимаю руки, и когда мои пальцы нащупывают узел у правого бедра, я замираю. Узел! Медленно я двигаю рукой и прикрываю его.
Отвлеки ее. Заставь ее говорить, пока разбираешься с узлом.
— Я не понимаю. Я не обижала тебя. Что такого я тебе сделала?
— Что такого ты мне сделала? — секунду она смотрит на меня, а затем разражается смехом. — Ты казалась хорошей, но… — она делает паузу, а ее голубые глаза гневно сужаются. — Я знаю, каким дьяволом мы можешь быть. Я чувствовала острую боль от твоей руки, ожог от твоей плойки, шипы от прибора для отбивания мяса, глубокие следы от пряжки ремня... в основном все, до чего ты могла дотянуться своими руками. А когда это не срабатывало, ты убеждалась, что я поглощена темнотой шкафа. Так что да, я не понаслышке знаю, какая ты порочная и жестокая.