Царь не дрогнул, шпагу вынул и встал в позицию фехтовальную. Да только, что против дубины доброй хилая, хоть и стальная иголочка. Вдарил ворог, так зазвездил, что выронил Петя шпагу, попятился. Спотыкнулся о коренья да упал навзничь.
Над лицом нагибается чудь белоглазая, дышит тяжело и противно. Скалит зубья желтые да кривые.
Не сробел и тут царь-батюшка, крестик нательный из-под исподнего вытащил, да и припечатал серебро в грудак нечисти. Задымилась вражья грудь, волосатая, словно не крест то был, а меч раскаленный, в воду студеную кузнецом опущенный.
Заревел чудак, заметался, обронил дубинку и пал в траву жухлую. Завыл, окаянный! Пополз на карачках прочь и сгинул в чаще. Только запах от его горелой волосни еще долго витал в лесном воздухе.
Так и оказался царь Петр один на опушке. Победил всех ворогов, но и без свиты, без стражи остался. Разбежались слуги трусливые, испугавшись чуди белоглазой. А на полянке той опосля деревенька выросла, и назвали ее Разбегаево.
Долго ль шел царь по лесу темному, то нам неведомо. Вечерело потихоньку, тучи тяжелые небо заволокли, и холодно становилось.
Заплутал, однако. То ли соловьиный пересвист в чаще слышится, то ли скрежет древесный. Глянь, а за елкой темной глаза горят желтые, алчные. Подойдешь ближе - пропадают. И так по несколько раз. Задурил, завертел царя хозяин лесной, ибо зашел человек в те места потаенные, куда путь лишь для нечисти обозначен.
Вновь заржал конь испуганно и копытом оземь ударил. Огляделся Петр. Стоит посреди малого болотца забор ладный, но подозрительный. Торчат колья острые вкруг, на них черепа лошадиные. Сквозь глазницы мертвые луна поблескивает и ветер жалобно подвывает.
Уже ночь близится, человеку и коню отдых нужен. Подавив страх, постучал царь в дубовые ворота, ответом ему сова ухнула и над головой прошелестела пестрым оперением. Но никто не ответил более.
Потянул на себя Петр осторожно створку ворот, и открылся ему маленький дворик.
Ох, как запущено хозяйство без присмотру. А жив ли владелец? Весь двор зарос травой-лебедой да крапивой в рост человеческий. Борщи вверх тянутся огромные, зело опасные. Во мху мухоморы красуются с белыми пятнышками. И едва заметная тропка в лунном свете виднеется.
Делать нечего, прошел по тропинке царь и узрел диво чудное, человеку непонятное. Избушка стоит на двух деревах, которые, словно ноги куриные, разлапистыми корнями в землю уходят. И, кажется, что весь дом деревянный с ноги на ногу переминается, одной лапкой другую почесывает.
Распахнулась дверь настежь, - за столом сидит древняя бабка, седая да косматая. Что-то в ступке толчет и туда поплевывает, а на оконце нежится, прищурив глаза, серая полосатая кошка.
- С чем пожаловал, молодец? - пытливо спросила старуха, когда царь ступил в избушку.
- Да вот, в разведку ходил... - начал Петр.
- Э, даже не поздоровался, а ужо в горницу с грязными сапожищами залез. Бесстыдник! - сердито проворчала бабка.
- Здравствуйте, бабушка! Царь я, Петр...
- И тебе того же... - молвила старая, - Петрушка, значит... - и дальше, почти неслышно прошептала, - Петрушка к супчику... завсегда хорошо...
- Что-что...
- Да ничего, царь-батюшка. Старая я, заговариваюсь... И с какой оказией тебя занесло в мои помидоры?
- В какие помидоры?
Слышал царь про этот овощ заморский, но подумать не мог, что уже и в глушь корельскую слава о чудном продукте добралась.
- Да ладно тебе притворяться? Прошел, как лось по моей крапиве, грибы целебные, давеча посаженные, затоптал, рассаду свежую твой конь пожрал. А знаешь, что с такими разбойниками тута происходит?
Качнулась слегка избенка, и из-под кровати выкатился белый, с дыркой во лбу, череп. Да не конский, как на воротах, а самый, что ни на есть, человеческий. Поскакала черепушка по половым досочкам да нижней челюстью звонко заклацала. К людям подскочила, вспрыгнула наверх и край столешницы желтыми зубьями закусила.
Вздрогнул царь испуганно, волосы на голове зашевелились, веко задергалось. Но тут кошка на окне проснулась, сладко зевнула да лапкой махнула приветливо. И почему-то успокоился Петр.
- Прости, бабушка, вот, возьми денежку за ущерб... - и протянул завалявшуюся в карманах полушку.
- На кой мне твои деньги в лесу дремучем? - плюнула старуха, достала свечу, зажгла и засунула ее в дырку, что зияла на черепушке. - Зачем пожаловал?
- Война идет, надо русичам к Балтике выходить. Град на реке Неве ставить. Вот и хочу места разведать, дороги наладить, чтобы каменьев навезти. Город строить, корабли большие на воду пускать. Торговать будем, и со шведом, и с англичанином, да и немчуру тоже попотчуем!