Глава 4
Нескончаемые болота протянулись далеко на восток от Священной Дубравы. Коли пройти чуть на юг, дорога ляжет по Змеиным горкам, выйдет короче, но Яромир старательно избегал всех поселений, где был хоть один Ярилов витязь. Если ближе к Калинину граду и Степному Гаю мало кто видел Царя Великой Птицы, не говоря уж о его сыне, то в окрестностях Священной Дубраве знали в лицо даже племянниц царицы. Тропа пролегла сквозь лесок, где нависающие ветви деревьев цеплялись за гривы лошадей. Людям больше приходилось следить за тем, чтобы не наступить на полоза или какого другого гада, коих у болот всегда великое множество. Несмотря на то, что топи считаются гиблым местом, «живые» звуки не смолкали ни на минуту: кваканье лягушек, стрекот насекомых, ветер, шумящий в камыше, голоса куликов. Новый, ранее не слышанный им, звук, заставил Яромира замешкаться и сбиться с шага - над болотом пронесся женский крик. - Это выпь, - заметив его замешательство, объяснил Терн. - Болотная птица, но голосок, прямо скажем, далеко не райский. Яромиру вдруг стало неудобно, ведь он мало того, что не знает о такой птице, так еще и испугался ее. Хотя, если подумать, откуда ему знать? Щук больше внимания уделял травам, которыми можно залечить рану, чем болотным птицам, от которых пользы для витязя нет. Да и эти топи перед Змеиными горками единственные во всей округе. Тропа круто свернула и пошла под наклоном; за поворотом оказалось небольшое открытое пространство, расчищенное от деревьев - этакая полянка в лесочке. Росшие по кругу деревья протягивали вниз свои косматые ветви, но как Яромир не приглыдывался, ни птицы, ни какого-нибудь зверька в густых кронах заметить не смог. Смеркалось, закат уже отгорел и сейчас разлился узкой алой полосой над самой линией горизонта - конечно, на болотах видно этого не было. Дорога оказалась долгой, лошадям следовало дать отдохнуть, да и людям не мешало бы перекусить и вздремнуть. - Все, привал! Снимай сумки, - и Яромир лихо соскочил со своего коня. Хлопнув по тугому боку ладонью, он пустил коня, предоставляя ему полную свободу. - Гуляй, Сивый. Сивый слыл грозой всех дубравских конюших: то лягнет, то на дыбы встанет, то уздечку не даст надеть. Своенравный конь подпускал к себе только нескольких человек, зато к числу «избранных» ластился как домашний кот. И Яромир был одним из них: Сивый ни за что бы не ушел от него далеко, поэтому можно было не опасаться, что конь убежит. Как только Сивый, гарцуя, направился к зарослям болотной травы, для него наверняка съедобной, Яромир оглянулся на Терна и, недоумевая, подошел к нему. Спешившись, Терн стоял у своей лошади, при этом не держа ее под уздцы, и как будто чего-то ждал, но вот чего, догадаться было нельзя. Сумка с припасами все так же висела, перекинутая через лошадиный круп. - Привал. Плохо слышишь, что ли? Тот мотнул головой, как будто спросонья, и тут же кинулся снимать сумку. Из-за спешки он сначала долго не мог расстегнуть одну пряжку, а после вторая никак не желала поддаваться. Сначала Яромир спокойно смотрел на эти жалкие потуги - никакой сноровки - а потом не выдержал, подошел к Терну и быстрым ловким движением справился с застежкой. Сумка упала ему в руки, и он, перехватив ее поудобнее, направился к центру поляны. На полпути Яромир сообразил, что за ним никто не идет, и обернулся - действительно, травник продолжал стоять на месте и даже не думал двигаться. - Чего встал как вкопанный? Терн уставился на него своими округлившимися глазами: - Ты зачем вместо меня расстегнул? Вопрос ставил в тупик: разве о таком спрашивают? Ответ вроде бы настолько очевиден и неясен одновременно, что его обычно и не требуют. Яромир на минуту задумался - а зачем он помог? Мог бы просто стоять да смотреть, ничего бы не сталось. А потом понял: он ведь по-другому не может. С детства привык то старухам ведра до избы доносить, то младшим ребятишкам с их затеями пособничать, то конюшим и стряпухам по мелким поручениям бегать. Вырос давно, конечно, но привычка-то осталась. - Просто помог, что такого? Терн опять мотнул головой, пробормотал: - Ничего, - и зашагал вслед за Яромиром. На краю поляны нашлось бревно, незаметное среди травы оттого, что оно давно поросло мхом как шерстью. Они уселись на него, и Яромир раскрыл сумку чтобы «накрыть на стол». С удовольствием запивая сыр домашним квасом, он с благодарностью вспомнил добрую кухарку. Окончательно стемнело. Ночи еще стояли теплые, но Яромир решил все-таки развести костер. Места здесь нехоженные, а звери, даже самые дикие, боятся огня. Костер, сложенный из наполовину сырых веток, хоть и горел, но дымил страшно, так, будто над землей стелился густой туман. Яромир закашлялся, когда дым проник ему в легкие, и уже собрался было затушить огонь, но костер вдруг разгорелся, и «туман» вскоре пропал. Плащи расстелили на земле и улеглись на них. Яромир заснул почти разу, да так сладко, как никогда еще не спал. * * * Посреди ночи Терн раскрыл глаза, не сразу сообразив, отчего. На первый взгляд ничего не изменилось: тлели ветки в костре, травы склонялись к земле от дуновений теплого ветра. Он резко сел, огляделся: что-то не давало покоя, беспокоило, тянуло куда-то вдаль. Терн встал, пошатываясь спросонья, и ноги сами понесли его. Густые деревья, росшие вокруг поляны, за несколько часов как будто раздвинулись, образовав узкий проход в виде тоннеля. Терн чувствовал, что ему не стоит туда идти, что это может иметь неприятные последствия, но сила, разбудившая его посреди ночи, победила. Назойливые сучки цеплялись за одежду, и Терн был близок к тому, чтобы остановиться. Помешал тихий голос, доносившийся откуда-то из «тоннеля», с конца: «М