инет ему девятнадцать лет, Вмиг обратится против весь свет. Дуб вдруг зачахнет в древнем саду - Смерть уведет его на поводу. Сыну отмеренный срок слишком мал - Сгинет царевич среди морских скал. Лебедь отшатнулась в сторону, не в силах отвернуться, отгородиться от страшного пророчества, изрекаемого сейчас Ветраной. Вся семья хорошо знала, что девочке подвластны высшие материи - ей достался дар толковать, какую нить плетет человеку Макошь. - Слезы роняет седая княгиня - Смерть серебро ей в косу вплела, Горькая скорбь ее обняла - К матери сын не вернется отныне. Прозвучало последнее слово, и Ветрана, будто очнувшись ото сна, продолжила свой щебет как ни в чем не бывало. Конечно, ничего она не помнила. Только вот страшное предсказание набатом билось в голове у Лебеди. «Сын не вернется к княгине отныне». До утра пировала Священная Дубрава. А следующие именины Лебедь встречала уже с маленьким сыном на руках, и в древнем саду в ту весну появился новый росток, с годами превратившийся в молодой дубок.
***
Кот, ощетинившись, соскочил с колен, на ходу выпуская когти. Обычно его и веником от человека не прогонишь, а тут нате вам - сам спрыгнул. Поморщившись оттого, что тягучий, как мед, сон прервался так резко, Щук часто заморгал. Солнце уже село, и в воздухе повис маковый аромат. Прямо у избушки, отмахиваясь от кота, стоял рыжий, как закат, Ряпко и отмахивался от шипящего на него кота. - А ну, брысь, нечистый! Кому говорю! - вскрикнул ратник, когда котяра скользнул когтистой лапой ему по икре, и тряхнул ногой. Кот не сдавался - что-то ему в Ряпко не нравилось, а что именно - загадка природы. Выгнув спину наподобие коромысла, он зашипел еще громче - усы прутиками торчали в разные стороны - и снова попытался в прыжке настичь жертву. Вскрик и тяжелый вздох - кот знал, как наносить раны. Больше смотреть на это Щук не мог. Он поднялся с места, пошатываясь спросонья, сделал несколько шагов, но решил, что лучше остановиться. - Чего ж ты его не отшвырнешь? Нянчишься, как с дитем али с девицей! Отчаянные попытки кота расправиться с витязем «косая сажень в плечах» выглядели мало того, что смешно, но еще и жалко, непонятно только, сочувствие к кому перевешивало - к коту или ратнику. - Так животине ж тоже больно, она ж тоже чувствует, - удачно отступив в сторону, ответил Ряпко, потом вдруг тяжко вздохнул и полез за пазуху: - Ну на, на, хитрая ты морда! Брошенная рыбина, завяленная по рецепту стряпух из Калинова града, не успела даже коснуться земли - кот подхватил ее налету. Вцепившись зубами в добычу, он вальяжно прошелся мимо Ряпко и, махнув хвостом, скрылся в подворотне. Глядя коту вслед, Ряпко с досадой протянул: - На кухню потащил... Вот же домовитый черт! Думал, припрячу, погрызу потом под пиво. Нет же! Он, уперев руки в бока, смотрел куда-то вдаль, на потемневшую линию горизонта, закрываемую лесной чащей. Птицы давно затихли, зато мотыльки - эти маленькие кусочки желтоватого кружева - уже вовсю порхали над такого же оттенка цветами, раскрывшими бутоны с заходом солнца. Оба - и Щук, и Ряпко - стояли сейчас почти неподвижно, стараясь не спугнуть ночных бабочек, кружащихся над растениями. И оба думали о том, что мир красив именно из-за таких вот мелочей, и жизнь нашу тоже создает что-то на первый взгляд неприметное, неважное. Сам того не сознавая, Щук обратился мыслями к людям: к царской семье, к ратникам, к простым горожанам. Все они жили, каждый как знает, а вот создать бы какой-то общий, по-настоящему верный и справедливый закон... На секунду он оглянулся - Ряпко стоял, вперив взгляд в только что присоединившихся к мотылькам светлячков, и сжимал в руке атласную ленточку. - Я чего пришел-то: узнать хотел, Яромир когда вернется. Он со сватовством помочь обещался... Приди к Щуку кто другой, он бы только ухмыльнулся и пожурил: здоровый уж детина, а в сваты царевича просит, нет бы отца иль дядьку позвать. Но с Ряпко дело обстояло по-другому - не было у него никого, кроме старой бабки, никак не желавшей перебраться к внуку поближе. И сейчас он, затаив страх, убедив себя, что не обманут, не посмеются над его причудой, искал своего единственного, можно сказать, друга. Щуку даже стало его жалко. - Не ждал бы ты, парень, Яромира. Неизвестно, когда вернется еще. Выражение лица у Ряпко изменилось: глаза раскрылись шире, а брови приподнялись. - Так мне сказали, что он в Змеиные горки на заставу поехал, пара дней - вернется. - А кто сказал-то? - Князь Змеиногорский. Мол, так на его сыновей Яромир осерчал, что поехал на заставу, изъяны выискивать, чтоб было за что княжичам шеи намылить, - вдруг Ряпко нахмурился так, будто что-то в этой истории не давало ему покоя, а потом неуверенно проговорил: - Только это на него непохоже. Он ж душа-парень, ни капли не мстительный. Да только куда ж он еще делся, если тревогу не бьют? Усевшись на крыльцо, Щук посмотрел на ратника снизу вверх, стараясь не выдать, что сам-то он знает чуть больше правды, чем остальные. Ряпко опустился рядом, уперся локтями в колени, вздохнул. - Вот только мне одно покоя не дает, - он резко обернулся и быстро заговорил: - он же обещал мне сватом быть, знал, что скоро, но уехал же! И не сказал ничего! Взгляд у него просветлел, как будто зажегся внутри черепа волшебный огонек, просвечивая через глазницы, указал нужное направление. - Щук Богданыч, вы знаете, куда... куда Яромир запропастился? Тяжелая сморщенная рука легла ему на плечо. - Знаешь что? Не наше это с тобой дело, куда он намылился, да и сам он так считал, раз уезжал, ничего не сказавши. Только одно ведаю - по своей воле он, никто его арканом не тащил. И неча это вспоминать. Мотыльки, сверкая бархатом крыльев, закружились над самым крыльцом; было так темно, что ни Щук, ни Ряпко уже не различали черт лица друг друга; на крыше зашуршала солома, будто на нее опустилась птичка или вдруг прыгнул кот. Ночь предстояла долгая.