*** Снова на их пути начался лес - у Терна даже сложилось такое впечатление, будто вся Земля состоит из рощ и небольшой толики воды. Гостомысл когда-то твердил ему, что все в этом мире непостоянно, что за каждой горкой таится яма, и за каждым падением будет взлет. То была мудрая наука, но то ли Терн еще не готов был ее постигнуть, то ли подходила она только почтенным старцам вроде Гостомысла. В общем, настроение упало настолько, что никаким подъемом и не пахло. Особенно удручала тишина: Яромир, нахмурившись, как грозовая туча, молчал, при этом шагая так широко, что за ним с трудом выходило поспевать. В конце концов Терн не утерпел - он уже начал чувствовать, как колет в правом боку - и обратился к нему: - Ты б того... помедленнее шел. А то не угонишься! И только он это сказал, как налетел на яромирову спину. Сам Яромир, постояв так с несколько секунд, посмотрел на Терна через плечо и насмешливо спросил: - Как же это ты не поспеваешь? От кочевников драпал знатно! А-а-а, я ведь позабыл - ты ж ноги себе в кровь стер. И он снова, правда, помедленнее, зашагал вперед, не забывая сверяться с компасом. Будь сейчас рядом кто-нибудь из тех, кто знал Яромира с детства, растолковали бы Терну что к чему. Мол, он парень хоть вспыльчивый, но отходчивый, так что остынет. Щук бы только покачал головой да прибавил: «Эх, глупые вы, травники. Не то что других - самих себя не понимаете». Только никого кроме них двоих в целом лесу не был. Шептались меж собой деревья: «Путники! Путники!» - будто бы в последний раз видели они человека десятки лет назад. А черные вороны, взмахивая тяжелыми крыльями, кричали: «Идут, идут, идут!» - словно тоже давно не видали живых людей. Чаща сгущалась, и казалось, что они сбились с пути, но по компасу все было верно. Мрачность леса давила на Терна каменной плитой и, не выдержав нагнетающего молчания, он воскликнул: - Да полно тебе! Хватит дуться! - и тут же осекся, потому что Яромир повернулся, и стало видно выражение его лица - настороженное, как у охотничьего пса, выискивающего дичь. - Здесь кто-то еще бродит, - хмуря брови, он оглянулся вокруг. - Разве не слышишь? Терн, честно признаться, ничего не слышал, только птичьи голоса да шелест травы. - Да ничего вроде... - но Яромир резко перебил его, махнув рукой куда-то в сторону: - Вон там! Человек, будто бы крадется! И он, не дожидаясь, пока незнакомец скроется или выйдет к ним, сам побрел на едва уловимый звук. Раздвигая руками сучковатые ветви, Терн изо всех сил старался не отстать. Выросший среди городских закоулков и лабиринтов, Яромир, словно кошка, наклонялся и легко подстраивался под тернистые тропы, а вот Терн, всю жизнь проведя в землянке, так и не научился быстро передвигаться по лесу. Ведь Шепчущая Роща только так называется - на самом деле это сплошные поляны и болота вперемежку с низкими деревцами. И имя она свое получила за лесок на островке посреди топей, где издавна проводились обряды и ритуалы. Наконец сквозь решето веток Терн увидел, что Яромир остановился. Тогда он сделал еще несколько шагов вперед и очутился на небольшой полянке, с одной стороны которой высились холмы да пригорки, поросшие колючей облепихой. Подойдя сзади к Яромиру и все еще пытаясь отдышаться, Терн, не справившийся еще с одышкой, оперся ему о плечо и сказал: - Ну ты мастер бегать! И только после он заметил, что на поляне они не одни - у пригорка, под кустом ольхи, сидел человек в потрепанной одежде. На плече у него сидел ловчий сокол, внимательно наблюдавший за незнакомцами - вдруг придется защитить своего владельца? А вот сам хозяин птицы будто и не заметил присутствия чужих. Сокол вдруг сорвался с места и так низко пролетел у Терна над головой, что тот вскрикнул, почувствовав коснувшиеся волос острые когти. Только тогда человек поднял голову - глаза его казались почти прозрачными. - Я его где-то видел, - пробормотал Терн, приглаживая взлохмаченные волосы. Но Яромир уже не слушал его: он медленно шагал вперед, прямо к человеку и, остановившись от него в нескольких шагах, громко поприветствовал: - Мир тебе по дороге, почтенный калика. Человек улыбнулся, и только тогда Терн понял, где видел его раньше - на пиру в Священной Дубраве. - И тебе доброго пути, царевич Яромир, - тем временем ответил калика. Над верхушками деревьев взвился сокол, закружил над поляной и опустился хозяину на плечо. Калика, не поворачивая головы, погладил птицу пальцем и, как бы про между прочим проговорил: - Значит, услышал ты мое предостережение, Яромир? Не зря я две седмицы к Священной Дубраве топал. Сокол снова сорвался с насиженного места, но в этот раз, взвившись над поляной, приземлился он на плечо к Терну. Тот ошарашенно глядел на птицу, не зная, как повести себя дальше и не смея шелохнуться: соколиные когти легко могут выцарапать человеку глаза. Желтые соколиные очи взирали на него со стойкой внимательность с минуту; наглядевшись, сокол повернул голову в сторону хозяина и что-то вскрикнул на своем языке. И то ли калика просто был рад знать, что его сокол рядом, то ли и правда умел понимать птичий язык, но тем не менее он вдруг довольно улыбнулся: - Хорош спутник, которого ты выбрал, - снова обратился он к Яромиру. - Но не смей вершить то, что задумал - последние шаги по этой дороге вы должны сделать вместе. А теперь помоги-ка мне встать. Яромир подал ему руку, и калика, опершись на нее, поднялся на ноги. И сокол, словно соба