***
Шумел Степной Гай, гудели печные трубы от ветерка, бушевавшего в них - то возвращались купцы из богатого диковинками Калинова града. Караван, до отказа нагруженный янтарными украшениями - камнем солнца, который просто обожали девицы - резными кубками, привезенными из других стран по морю да рыбой, засоленной по особому рецепту так, что ни жара, ни холод не могли ее испортить несколько недель. Да и саму морскую воду везли купцы - умыть детей малых, чтоб не болели, чтоб сил у одного хватало на троих. Подъезжал к городу караван купца Лугини. Сам купец Лугиня, гарцуя на добром вороном коне, наставлял своих сыновей: старшего Любочада, перенимавшего купеческое дело, среднего Горислава, уж подавшегося в ратники, да младшего Радомира, тоже склонного к торговле. - Ты ж подумал бы, Радомир, - твердил отец младшему, а старшие сыновья только кивали. - Куда тебе такую девку! Хоть и младшая в семье, а княжна, да и нраву говорят... Но Радомир, до этого молча слушавший отцовские речи, резко возразил: - А мне нет дела до того, что говорят! Горислав присвистнул - выучился он этому ремеслу в городской дружине, которая только что и свистела да по харчевням шаталась - и сказал старшему брату: - Во дура-а-ак! Любочад же кивнул и тоже попытался переубедить несмышленого: - Да ты-то глаза на нутро ее подгнившее не закрывай. Одно слово - Венцеслава - да и то потому, что-то один этот венец на чело наденет, то другой. Но разве могли остановить Радомира чьи-то слова, пусть даже отца и братьев, если любовь уже жила в его сердце? И раз отец не соглашался сватать за него младшую княжну Венцеславу Путятишну, то сам он найдет других сватов. Но отец, скрепя сердце, согласился. Князь Путята Ярославович с распростертыми объятиями встретил сватов - тогда еще неизвестно было, что рад богатому, но безродному жениху он оттого что проиграл в кости почти половину казны. И маленькую руку пятнадцатилетней Венцеславы, хихикающей и краснеющей, вложили в ладонь Радомира - тогда еще не дошли вести о запрете на ранние браки до Степного Гая. И вот жених и невеста, оба обряженные в дорогие парчовые одежды, с помоста, стоя рядом с княжеским троном, приветствовали толпу горожан, довольных таким союзом. Всем известен был Радомир, честный купец, добрый сын и изрядный гусляр да к тому ж певец. Частенько захаживал он в харчевню, но не выпить, а новую песню сыграть-спеть людям, узнать, хороша али нет. И все всегда сходились на том, что песня ух как хороша. О княжне нехорошие множились слухи: будто окрутила одного ратника, потом уж с другим миловалась, а первый хлоп! - и в реку от тоски. Но, увидав ее, нежно спиной прижимающейся к Радомиру, забыли люди обо всех сплетнях. Поутру приходил Радомир к своей невесте, нежной и хрупкой, как кусочек дорогого фарфора, секрет изготовления которого народы востока хранят как зеницу ока, целовал ее белые руки, и забывал обо всем на свете. Уж и торговля не шла так же бойко, да и с гуслями в харчевнях видели его все реже. Отходил потихоньку Радомир от прошлой жизни, плененный княжной Венцеславой. Но Радомир чувствовал себя самым счастливым на всем белом свете. Бывало, засидится с братьями за счетными книгами, или с друзьями зайдет в харчевню и все сидит, словно туча, а потом встанет вдруг. «Ты куда?» - спросят его. «К Венцеславе. Тоска по ней гложет, » - ответит он и бегом на княжеский двор. А там снова княжна хихикает, когда ей целуют руки, да звонко хохочет, слушая рассказы правдивые и не очень. И вот однажды, шагая по тропинке в саду к заветному их с Венцеславой месту, услыхал Радомир звонкий смех, причем не только девичий. Среди цветущих кустов терновника и миндаля младшая княжна танцевала с мужчиной, на вид чужеземцем: широкие плечи обтянуты в кожаную куртку, поверх нее через плечи перекинут плащ из грубой ткани винного цвета, а волосы коротко острижены, не считая тонкой косички, спускающейся к правой щеке. Он вдруг наклонился поближе к лицу княжны, а пока шептал на ушко, обхватил ее талию и повел руку ниже. Радомир не стерпел. Чужеземец легко отшвырнул в сторону Радомира, кинувшегося на защиту невесте, и как ни в чем не бывало, продолжил рассказывать что-то Венцеславе на своем языке. Та, видно понимая его речь, хихикала и коротко отвечала все на том же наречии. Через несколько минут явилась стража и вывела Радомира, наказав больше не соваться в княжий дом. И правда, на порог его пускать перестали - тут же советовали идти подобру-поздорову.